|
Потому что боялся ее. Потому что все время ждал, чтоб она коснулась меня юбкой. Гм. Немного. Ну да. Я же говорю - она была страшна! А как обстояло дело с твоим товарищем? Никак, там не было ничего такого. Честное слово! Знаю. Но зачем ты отнял у него веру в бога, когда ему предназначен был сан священника? Потому что... потому что хотел уберечь его от этого! Уберечь! Как же было ему учиться, когда ты отнял у него веру? Мать обещала его богу, а ты доказывал ему, что никакого бога нет. Очень красиво! Бедняга голову потерял; дивись после этого, что он в школе слова из себя выдавить не мог! Хороша помощь товарищу, вот уж верно; то-то он повесился в шестнадцать лет. Перестань! Пожалуйста. А как с той близорукой девочкой? Сам ведь знаешь. Это было такое идеальное чувство, чистое до глупости, до... ну, прямо-таки неземное какое-то. Но путь к ней вел по улочке, где во всех дверях стояли продажные девки, и они шептали: "Пойдем, молодой человек!" Это - не важно! Тут не было никакой связи... Как же не было? Ведь ты мог ходить к ней другим путем, правда? Даже ближе вышло бы. Но ты тащился по улочке с девками, и сердце у тебя колотилось страшно... Ну и что? К ним-то я никогда не заходил. Еще бы - на это у тебя не хватало смелости. Но зато ты испытывал такое чертовски странное наслаждение: там идеальная любовь, а тут - дешевый грязный порок... Нести свое ангельское сердце по аллее шлюх, вот в чем дело. Это и было то самое, фосфоресцирующее и раскаленное, мой милый! Брось - очень странное водилось в твоей душе. ...Да, это так. То-то же. А потом мы сделались поэтом, правда? В этой главе есть тоже кое-что, о чем не говорят. ...Да. Не помнишь, что именно? Да что? Ну, девки. Зеленоглазая официантка, потом та девушка, чахоточная, - как она всегда сламывалась под напором страсти, как стучала зубами - ужасно! Дальше, дальше! И та девушка, господи, как ее звали, - та, что пошла потом по рукам... Дальше! Ты имеешь в виду ту, одержимую дьяволом? Нет. Знаешь, что было странно? Тот толстый поэт многое мог выдержать; был он циник и свинья, каких мало, но не скажешь ли ты, почему он иногда смотрел на тебя с ужасом? Во всяком случае, не из-за того, что я делал! Нет, из-за того, что было в тебе. Помнишь, раз как-то его передернуло от гадливости, и он сказал: скотина, не будь ты таким поэтом, я утопил бы тебя в канаве! Ну, это - я тогда был пьян и просто что-то такое городил. Вот именно - ты выкладывал то, что было в тебе. В том-то и дело, приятель: самое худшее, самое извращенное в тебе и осталось! Оно было, верно, уж до того. |
