Сестричка, сестра, как там дальше: ангел божий, мой хранитель?..
А романтик... ну что ж - случилось бы что-нибудь, какая-нибудь
огромная, необыкновенная катастрофа, и он умирал бы, - конечно, за
прекрасную чужеземку, положив голову ей на колени, шептал бы: "Ne pleurez
pas, madame..." [ Не плачьте мадам... (франц.) ] Да, это и был бы настоящий
конец, и все это - настоящие, цельные жизни, какими бы им следовало быть.
И это - все, и все - мертвы? Нет, остался еще тот божий нищий; как, он
разве не умер? Не умер, нет, и, может быть, он - бессмертен. Вечно он - там,
где конец всему; и будет, верно, в конце всего, увидит и это!
XXXIV
Каждый из нас - мы, каждый - толпа, и не видно края ее. Ты только
взгляни на себя, человек, - ты ведь чуть ли не все человечество! Это и
страшно: ты согрешила вина падает на них на всех, и всякую боль твою и
слабость несет это необозримое множество. Нельзя, нельзя столько людей вести
дорогой унижения и тщетности! Ты - Я, ты ведешь, ты за них в ответе; всех их
ты обязан куда-то привести.
Да, но что делать, когда столько судеб, столько вероятностей! Могу ли я
всех их вести за ручку? Неужто мне вечно вглядываться в самого себя,
выворачивать жизнь свою и на лицо и наизнанку - а нет ли там еще чегонибудь?
Не пропустил ли я какую-нибудь скромную личность, которая почему-то прячется
за остальными? Неужто мне вытягивать из себя каждый росток вероятной жизни?
Да их ведь уже было добрых полдюжины, - тех, которых можно было кое-как
распознать и назвать, и этого более чем достаточно; каждой хватило бы на
полную жизнь - зачем же еще искать? Эдак и жить не успеешь, все будешь
копаться в себе...
Ну и хватит тебе копаться, ни к чему это не приведет. Не видишь разве,
что все другие люди, кем бы они ни были, - такие же, как ты, и каждый из них
- тоже топа! Ты и понятия не имеешь, сколько в вас общего; только
присмотрись - ведь их жизнь тоже одна из неисчислимых вероятностей,
заложенных в тебе! Ты тоже мог быть тем, что они: мог быть важной особой,
или нищим, или поденщиком, голым по пояс; мог быть гончаром, или пекарем,
или отцом девяти ребятишек, от уха до уха в повидле. Все это - ты, потому
что и в тебе тоже разнообразие вероятностей. Можно смотреть на других людей
и по ним узнавать, сколько всего скрыто в тебе. И любой из них живет чем-то
твоим - и оборванец, которого уводит в наручниках полиция, и тихий, мудрый
ламповщик, и пьяный сотник, заливающий горе вином, - все, все. Гляди, гляди
хорошенько, чтоб наконец-то постичь, сколь многим мог бы ты стать;
вглядишься пристальнее - в каждом увидишь часть самого себя и тогда,
потрясенный, узнаешь в нем подлинно ближнего своего.
Да, это так, слава богу, это так; и я уже не столь одинок в своем "я".
Люди, мне больше нельзя к вам, не могу я смотреть на вас вблизи, только в
окошко выглядываю - вдруг пройдет кто-нибудь: почтальон или ребенок из
школы, метельщик или нищий. |