Емуказалось, чтовобожжённойщекекопошатсяогненныенасекомые, авголовеизвергаетсявулкан. Пелагеядолгосиделавозлеокна, апатичноглядяиз-подполуприкрытыхвеквполпередсобой, потомусталоподняласьи, прихрамывая, проследовалавванную. Когдавернулась, пальцанаверёвкеичёрныхполосналицеуженебыло. Онаопустиласьвкресло, спросилаподавленно:
— Тыкак?
— Лучшевсех, — отозвалсяСтениниудивился, чтоещёспособеннетолькоговорить, ноиязвить.
— Онушёл.
— Ядогадался.
— Этотожог... — Пелагеябросилананеговзглядитутжеотвернулась. —Может, егосмазатьчем-нибудь? Явтакихделахмалочтопонимаю.
— Маслооблепиховое, — произнёсСтенин, по-прежнемунапряжённоглядявпотолок. —Вхолодильникестоитпузырёк.
Пелагеяподняласьскресла, сходилазамаслом. Когдаонаосторожносмазывалаожог, Стенинпоинтересовался:
— Почемутыснимбольшенеспоришь? Ещёвчератыемувозражала.
— Теперьвсёиначе, — ответилаона, тяжеловздохнув. —Теперьонприходит, аясловнозасыпаюивсёчтопроисходитвижу, какбудтовосне.
— Атынедумаешь, чтокогда-нибудьонпридётнавсегда? Придёти... — Стенинпоморщилсяотболи, — иобратнотебянепустит.
Пелагеявнимательнопосмотрелаемувглаза.
— Тыповерил! Онтебяубедил!
— Да, поверил, — выдавилСтенин. Нелегкодалисьемуэтислова. Произнесяих, онкакбудтоступилнатерриторию, гдеобитаютмонстры. —Отсекательвернулся. Иониспользуеттебя. Тыдлянего, какмарионетка.
— Заткнись! —разозлиласьПелагея, сжаввкулакепузырёк.
— Яговорюправду. Что, правданенравится, Пепа? Твоемупсихованномупапашенатебянаплевать! Тыдлянеготакаяжежертва, какитеженщины, которымонглоткиперерезал. Такаяжежертва, какия. Имневотчтоинтересно...какогочёртатыпозволяешьемууправлятьсобой? Почемутынесопротивляешься?
— Отменяничегонезависит! —резкоответилаПелагея.
— Чушьсобачья! Тыдаженепытаешься, яжевижу! Похоже, тебехочетсястоятьвсторонке, хочетсябытьтам, кудаонтебяотправляет, когдаприходит.
Пелагеязакрылапузырёк, поставилаегонастолик, затемподошлаккормушкам, выбраласамуюкрупнуюибросилаеёвкамин, будтотакимобразомнаказываяСтениназаегослова.
Онзаставилсебясесть, хотядажемалейшеедвижениелишалосил. Головавсёещёболела, ноэтабольмерклавсравнениисжжениемвщеке, иемуказалось, чтоотоблепиховогомаслатолькохужестало.
— Твойпапашазамучаетменядосмерти, атыбудешьзаэтимнаблюдать, — говоритьбылотяжело, ноунегонеоставалосьвариантов, кромекакдавитьнаПелагею, старатьсякак-тонастроитьеёпротивотца. Причёмделатьэтонужно, нетеряявремени.
— Итыдумаешь, оннамнеостановится?
— Ясхожузапомощью, — сказалаПелагея, глядянаогонь.
— Что? —Стенинусомнился, чтовсамомделеуслышалэтислова. Могловедьипомерещитьсявего-тосостоянии.
— Япойдуксоседям. Скажу, чтотывплохомсостоянии. Скажу, чтобыони«скорую»вызвали.
Онсмерилеёнедоверчивымвзглядом. Емуподумалось, чтосейчасонаобернётся, рассмеётсяискажет: «Поверил?! Тыдоверчивыйкретин, полковник! Моядочуркаужетам, аяздесь! Нучто, продолжимнашиигры?»
Ионаобернулась. Нонерассмеялась, вчертахлицабылаусталость, глазапоходилинаглазастарухи, онисловнобывыцвели.
— Дляменявсёкончено, Стенин. Ясхожузапомощью, апотом...потомудавлюсь, нахер. Втюрьмуянесяду.
Онопешил.
-
Нет, Пепа, такнепойдёт! Невздумайничегоссобойделать, слышишь?! Невздумай!
— Какбудтотынехотел, чтобыясдохла.
— Да, хотел. Ятебяличноготовбылприкончить, пока...
— Покачто?
— Поканепонял, чтотытакаяжежертва, как ия. Поканеповерил, чтоОтсекательвернулся. Имоёобещаниеостаётсявсиле: явсемскажу, чтотынивчёмневиноватаибезтебяябыневыжил.
— Хорошо, — сказалаонабезвоодушевленияи, как-торассеянноглядясебеподноги, отправиласьвприхожую. |