— Какжехорошо! —онараскинуларуки. —Гляжунаогоньичувствуюсебяпервобытнымчеловеком! Вомнедикостьпробуждается! — повернуласькСтенину, скорчиласвирепуюрожу. —Представь, чтомывпещере, снаружибродяттигрысаблезубые, желающиетебясожрать! —клацнулазубами, облизалась. —Снаруживраждебныймиритолькоздесьмывбезопасности! Хотянет, чтобыбытьвбезопасностинужно...Ну-каскажи, полковник, чтонужнодляэтогосделать?

«Нужно, чтобытысвалилакчертямсобачьим!» — мысленновыкрикнулон.

Пепакинулавогоньещёдвекормушкиипроизнеслатакимтоном, будтодоверялавеликуютайну:

— Нужноисполнитьритуальныйтанец! Безритуальноготанца—никакойбезопасности. Дикиезвериужеподкрадываютсякнашейпещере! Тыслышишь? Ониужеблизко, такчтонужноторопиться.

Глядянанеё, онрассудил, чтоонастановитсявсёбезумней. Итолиещёбудет! Этаглупаяигравпещерногочеловеказапростоможетзакончитьсячем-токошмарным.

СпритворносерьёзнымвидомПепавзялакочергу, провелапонейпальцами, измазавихвсаже, затемнарисовалаэтойсажейчёрныеполоскинащеках, напереносице, наподбородке. Отбросивкочергу, заявиластревогойвголосе:

— Звериужеподбираютсякнашейпещере! Нояритуальнымтанцемпризовудухов, чтобыонинасзащитили!

Онавыпятиланижнююгубу, наморщиланос, нахмурилабровии, подняврукисраскрытымиладонями, приняласьотплясывать. Веёглазахотражалосьпламя, изглоткивырывалисьзвуки, похожиенауханьефилина. Пепапрыгалаточнообезьяна, крутиласьнаместе, кривлялась. ЕслибыСтенинувиделнечтоподобноераньше, когдавегожизнибылполныйпорядок, то, наверное, расхохоталсябы. Носейчасемубылонедосмеха, онодновременноиспытывали страх,иотвращение.

Непрекращаядёргатьсявдикомтанце, Пепашвырнулавогоньочереднуюкормушку.

— Чувствуешь, полковник? Духиужездесь, ноонихотят, чтобытыприсоединился! Мыдолжнывместеисполнитьритуальныйтанец!

Онпроцедилсквозьзубы:

— Пошлатыкчёрту!

Пепатутжеподскочилакнему, еёзрачкинепрерывноперемещались, будтобылиневсостояниисфокусироватьсяначём-тоодном.

— Нет, полковник, нет, такнепойдёт! Тыпростообязансейчасжевстатьиначатьотплясывать! Неможешь? Аяневерю! Додверисумелдобраться, сумеешьитанецисполнить. Мнетакхочетсяэтоувидеть! Тыдаженепредставляешь, какхочется! — онасхватилаегозаруку, рвануланасебя, заорала: — А-нувставай, ментяра! Вставай, ясказал!

Стенинпопыталсялягнутьеёногой, ноонаотпрыгнула, оскалилась, какзверушка, потом, брызжаслюной, заорала, громчечемраньше:

— Язаставлютебявстать! Этомояиграиигратьмыбудемпомоимправилам!

Стенинзаставилсебяухмыльнуться.

— Недождёшься. Можешьсколькоугоднотутпрыгать, какмартышка, ноявтвоидебильныеигрынеиграю! —онощутил, каквголовеначалапробуждатьсябольиподумал, чтодолгожеонадремала. Унегопоявилосьпредчувствие, чтовэтотразбольбудетособеннострашной.

Пепапристальновглядываласьвеголицо.

— Еслинеподнимешься, полковник, иненачнёшьсрануюпляску, ягрохнутебяпрямосейчас.

Онпо-прежнемуухмылялся, хотяэтодавалосьвсётрудней.

— Нет, сейчастыменянегрохнешь. Ятебенужен, — унеговдругвозникластраннаямысль, которуюонрешилозвучить: — Самотвоёсуществованиепотеряетсмысл, еслименянестанет.

— Ты! Несёшь! Хрень! —указавнанегопальцем, Пепабудтовыхаркнулаэтислова. —Твоимозгигниют, апотомутытеперьтолькоиможешь, чтонестиподобнуюхрень!

— Нутакдавай, убейменя! —Стенинрассмеялсяибольраскалённымшаромпрокатиласьвголове. Ноондержался, потомучторешил, чтообязанбылдержатьсявочтобытонистало. —Этожетакпросто. Возьмитесак, которымтымнепалецоттяпала, иубейменя! Неможешь?

— Нехочу, — онаявнопыталасьизобразитьравнодушие, однаконервныеноткивголосееёподвели.