Он думал о том, что Квадрат ему платит – как из зубов кровь выдавливает, коз‑зел!

Все!.. Я прыгнул на кафельный пол балкона, слегка зацепив деревянные перила углом «дипломата». От удара отскочила щепка, но когда лес рубят… На всю операцию ушло минут пять, фраера на черной лестнице, конечно, не оклемались, но тот, третий, наверняка уже поглядывает на часы. Сколько у меня в запасе, чтобы слинять отсюда?..

Я нажал на стык застекленных створ, открывавшихся вовнутрь. Первая пара отворилась легко; вторую – внутреннюю – пришлось пристукнуть кулаком в том месте, где ржавел шпингалет. Обеспечивая жильцам инфаркт, я ввалился в помещение.

Оно оказалось номером гостиницы, по планировке ничем не отличавшимся от 609‑го. Тихо работала радиоточка: транслировали уже знакомый мне концерт бандуристов. В номере никого не было, но из ванной слышался плеск воды. Одного запаха духов было достаточно, чтобы понять, что здесь проживает женщина. Об этом же свидетельствовало и бирюзовое платье, лежавшее на неубранной постели, и баночки с какой‑то косметической фигней на тумбочке. Взгляд мой скользнул по афише на стене – посредине крупными красными буквами было написано: «РАХМАНИНОВ» , а дальше я не усек: дверь ванной неожиданно отворилась, и передо мной предстала женщина в халате на мокрое тело, на ходу вытирающая голову махровым полотенцем. Увидев меня, она инстинктивно запахнула полу халата и замерла в немом крике. Я ждал, что, придя в себя, она станет звать на помощь, и приготовился заткнуть ей рот, но ужас в ее глазах вдруг сменился любопытством, она как‑то по‑щенячьи склонила голову набок и очень буднично, тихо спросила:

– Вы кто, вор, да?

Не зная, как убедить ее в обратном, я просто помотал головой. Мы послушали бандуристов еще несколько секунд.

– Вы ошиблись номером! – прозвучало в ее устах, как открытие.

Я снова помотал головой. Женщина удивленно вскинула брови:

– Вы что, хотите сказать, что живете здесь? – и, продолжив вытирать волосы, направилась к кровати. – Только не трясите опять головой, как жид над умывальником.

– П‑почему… жид? – настала моя очередь удивляться,

– Не знаю. В детстве так бабушка говорила. Она застегнула халат и стала убирать постель.

– Извините, я напутал вас, – готовый ко всему, от агрессии до обморока, такого поведения я не ожидая. Видимо, на это она и рассчитывала. – Я не хотел…

– На себя посмотрите! «Напугал»… От кого убегали‑то?

– Не знаю, – честно признался я.

Она засмеялась и села на покрывало. В дверь постучали. Женщина оборвала смех и, перехватив мой умоляющий взгляд, быстро сказала:

– Идите в ванную…

Толстая дверь надежно приглушала разговор под звуки бандуры. Я протер ладонью запотевшее зеркало. В моих лохмах застряли какие‑то щепки, я был весь в известке, на скуле алела свежая ссадина, рукав куртки повыше локтя был порван, потное лицо заросло щетиной (зря не побрился в поезде!), безумный взгляд – надо было иметь чудовищное самообладание, чтобы не отбросить копыта при одном моем виде.

Хлопнула входная дверь, провернулся ключ.

«А что, если она шепнула обо мне вошедшему?! – пронзила догадка. – Сейчас станет тянуть время, пока подойдет помощь…»

«Выходите», – послышался ее голос из глубины.

Она стояла боком ко мне и что‑то наливала в тонкий стакан. Балконная дверь была заперта; по радио передавали новости на украинском языке. Наши взгляды встретились в темном стекле серванта.

– Горничная, – успокоила она меня. – Хотела убирать номер.

Ежику понятно, кто послал эту горничную! Насколько я знаю, номера не убирают в присутствии проживающих.