– А в тамошнем зоопарке диплодоки есть? – поинтересовался племянник.

Я задумался. Об этих животных мне ничего не было известно.

– Нет там никаких диплодоков, – пришла на помощь Танька, – они давно вымерли, еще в меловой период.

– От чего вымерли, от радиации?

Сестра у меня умница, несчастливая только. Алименты – основной источник ее существования. Она училась в десятом, когда умерла мама. Я вынужден был расстаться с Кимом, вернулся в Москву и устроился в милицию, чтобы как‑то прокормить ее и себя. До самого замужества Танька донашивала мамины платья, и теперь, закончив институт, снова сидела без работы. Я посмотрел на Мишку и подумал, что отсутствие отцов, должно быть, передается по наследству – наши с ним судьбы в этом смысле похожи.

– Дядь Женя, а ты бы волка победил?

Шокируя сестру, я выдал запас знаний, заимствованных у Квадрата:

– Волк – это созвездие в небе над Южным полушарием. Как раз рядом с Центавром. Послезавтра сходим в планетарий – покажу.

– А ты меня с собой в Киев возьми, – неожиданно предложил племянник.

Идея мне понравилась, но я вспомнил о предстоящей работе.

– Там, Мишаня, радиация. Ты же не хочешь вымереть, как диплодок? – покосившись на часы, я поднялся из‑за стола. – Мерси! Мои наилучшие пожелания племяннику и его очаровательной мамочке.

Клятвенно пообещав Мишке сводить его в планетарий, я ушел не прощаясь: так легче переносится разлука и быстрее бежит время…

На улице сгущались сумерки. Осталось смотаться домой – и на вокзал.

3

В то время из гостей домой

Пришел Евгений молодой…

В отличие от пушкинского героя, я пришел домой не в то время: «командирские» подвели. Оказалось, что они остановились сорок минут назад. Вместо запланированного часа на сборы у меня оставалось двадцать минут. Хозяйки дома не было. Я написал ей записку и вместе с деньгами за квартиру сунул в вазу. Потом принял холодный душ (не потому, что так делают сыщики в чейзовских романах: наша котельная не работала уже целую неделю), побрился, надел свежую рубаху и положил в карман паспорт и маленький финский футляр с зубной щеткой и бритвенным станком.

Уже у самого выхода меня настиг телефонный звонок.

– Алло, Столетник на проводе!

– Дядь Женя… – Мишкин голос звучал задумчиво‑грустно.

– Что стряслось, Мишаня?

– Дядь Женя, а когда мне будет двенадцать лет, а у тебя будет много‑премного денег, ты подаришь мне живую собаку, ладно?

На какое‑то время я просто вырубился, вдруг осознав, что Танька была права, и подарил я ему совсем не то, в чем он нуждался. И приемчики ему скорее всего на фиг не нужны – душа у него другая, а вот душу‑то племянника я не разглядел. Видимо, и такая несложная наука, как мордобой, тоже требует индивидуального подхода.

– Я подарю тебе собаку, Мишка. Большую, настоящую, добрую. Обещаю. Даже если у меня совсем‑совсем не будет денег, – серьезно сказал я и быстро повесил трубку.

То, что творилось в этот будний октябрьский вечер на Киевском вокзале, раньше можно было видеть разве что в периоды отпусков и школьных каникул: в залах ожидания негде было яблоку упасть. Раздолье для карманников, майданников и прочей нечисти, полное отсутствие сервиса, невероятные цены на билеты не останавливали людей; навьюченные под завязку, они метались по городам и весям давно уже не единого экономического пространства с единой целью: купить там, где дешевле, и продать там, где дороже.

Вечер теплом не баловал, и на перрон я не спешил – бесцельно слонялся по вокзалу, наблюдая за пассажирами.