– Я все знаю. Хобот забрал «дипломат» и уехал в город.

– Зачем?!

– Наверное, так нужно, – пожала она плечами. – Вы доверьтесь ему, Женя, у него связи. И потом он все‑таки чекист с большим опытом…

Последние слова она произнесла как‑то смущенно, словно извиняясь за то, что подвергла сомнению мою самостоятельность. «Обменять «дипломат» на собственного племянника я мог бы и без генеральского опыта», – хотел я полезть в бутылку, но вдруг увидел себя – в мокрой постели, всклокоченного, беспомощного, проигравшего по всем статьям – и горлышко бутылки оказалось слишком узким. Не то что генерал – даже эта маленькая женщина была сейчас сильнее и мудрее меня, хотя превосходство это тактично не подчеркивалось ею.

– Который час?

– Десятый.

Выходит, я проспал почти пять часов! Завтра в двенадцать нужно быть в форме…

– Хотите встать? – догадалась Валерия и, отложив журнал, направилась к двери. – Я приготовлю чего‑нибудь поесть.

– Только без вишневого варенья, пожалуйста! С лестницы послышался ее смех.

Наскоро одевшись и расчесавшись перед зеркалом, я взял со стола журнал. Это были «Вопросы философии», раскрытые в месте публикации глав книги А.Безант «Эзотерическое христианство». Я пробежал глазами подчеркнутый красным карандашом и не очень доступный мне текст:

«На ЧЕТВЕРТУЮ СТУПЕНЬ человек поднимается тогда, когда он видит в себе часть великой общей жизни и когда готов пожертвовать собой ради общего блага, сознавая, что как часть он должен подчинить себя целому. И тогда он научается поступать правильно, не сообразуясь с тем, насколько результаты его поступков выгодны для его собственной личности,  научается терпеть и действовать бескорыстно, но не в виду будущего вознаграждения, а потому, что это – его долг перед человечеством. Душа, достигшая подобного героизма, готова для четвертой ступени, она готова признать, что все, чем отдельная часть обладает, должно быть принесено в жертву целому…»

Я отложил журнал. Моя душа для «четвертой ступени» явно не годилась: я всегда поступал, сообразуясь с тем, насколько результаты моих поступков выгодны для моей собственной личности.

Яичница на столе оказалась как нельзя кстати: во мне проснулся волчий аппетит. К традиционному холостяцкому блюду добавились вино, соленые огурцы и квашеная капуста. Присутствие Валерии создавало домашний уют, ни к чему не обязывающая болтовня так и подмывала перейти на «ты», но, опасаясь разрушить устанавливающиеся между нами дружеские отношения поспешностью, я не рискнул просить об этом, а предложил тост за Хоботова, и мы выпили.

Меня не на шутку беспокоило отсутствие «дипломата»: случись с ним что – и с Мишкой не посчитаются.

– Он ничего не говорил перед отъездом? – спросил я у Валерии.

– Кроме того, что вы влипли в препаскуднейшую историю.

– Догадываюсь…

– И еще, что в эти игры полупрофессионалы не играют.

– Я не собирался играть ни в какие игры! – обиженно сказал я, уловив в ее тоне иронический оттенок, хотя Хобот был, пожалуй, прав: в этой катавасии меня задействовали явно не по профилю.

– Насколько я поняла, он имел в виду не вас, – серьезно ответила Валерия.

Не меня?.. «Не играют полупрофессионалы…» Значит, он догадался, кто стоит за всем этим?

– А когда он уехал?

– В шесть… Мед ешьте, вам полезно, – если она и знала что‑то еще, то явно не хотела говорить.

Я и не настаивал. Минут через десять мы услышали, как к дому подъехала машина, и вышли генералу навстречу… Он был не на шутку озабочен чем‑то.