|
— Слушаю, государь, — сказал я.
Он помолчал, перебирая простые деревянные чётки с таким же простым деревянным крестом.
— Ты же из суздальских? — спросил он.
— Да, государь, — кивнул я. — От Суздаля повёрстан.
— Вот заодно родных повидаешь, всё одно в той стороне, — хмыкнул он.
Письма можно было и не писать.
— Поезжай в Казань, — сказал царь, протягивая мне запечатанное письмо. — Для всех — письмо повезёшь, воеводе, Воротынскому. На деле же — сказку составишь. Ведомо мне, что к бунту их кто-то склонять начал. Опять. По-татарски разумеешь?
— Нет, государь, — сказал я. — Только лаяться.
— Плохо, — проворчал он. — Толмач понадобится.
— Найду. Холоп мой разумеет вроде бы, — сказал я.
— Верный холоп-то? — спросил он.
— Дядька, сызмальства рядом, — сказал я.
— Значит, верный… — хмыкнул царь. — Если так, то ладно. На рожон только не лезь, понятно? Зачинщиков выясни, а остальное уже пусть Воротынский делает.
— Понял, государь, — сказал я.
— Вот, возьми, — Иоанн положил на стол кошель с монетами. — На дорожные расходы.
Я кивнул, убрал кошель за пазуху. Вытащил рукописные брошюрки.
— Измыслил я, государь, как счёт упростить, — немного нервничая, произнёс я.
— Нешто абак хитрый какой соорудил? — хмыкнул он.
— Лучше, — сказал я.
Он взял пособие по арифметике, начал листать, хмуря брови.
— Мудрёно… — пробормотал он.
Для него наоборот, арабские цифры и позиционная система счисления были новыми и непривычными концептами. Видеть-то он их наверняка видел на иностранных документах, но всё равно был привычен к кириллице.
— Наоборот, государь, — сказал я.
— Мудрёно, — возразил он. — Но любопытно. Интересно, что Макарий скажет…
— И вот ещё… Азбука, — протянул я другую брошюру.
— Азбука? — не понял царь.
— Упрощённая. Один звук — одна буква, а не так, как сейчас, — сказал я.
Он полистал мою самопальную азбуку, всем видом показывая недоумение.
— И зачем это? — спросил он. — Чем нынешняя не угодила тебе?
— Переусложнена, да и греческих заимствований много, — ответил я.
— Вот это, — он помахал арифметикой. — Интересно. Может быть, даже полезно. А вот это, — он помахал азбукой. — Наоборот, только вред один. Да и церковь тебя за такую азбуку…
Вот про это я и позабыл. Церковь меня даже если и не отлучит, то ходу этой азбуке точно не даст. С дерьмом сожрут. Это же им придётся переписывать тысячи книг, переучиваться, а что хуже всего, лишит их привилегированного статуса. Сейчас именно церковь — самые образованные и грамотные люди в стране, и им очень не хочется терять это положение. Если с обучением дворян они ещё готовы мириться, то учить грамоте всех подряд они точно не станут. Такая вот закавыка.
— Воля твоя, государь, — сказал я. — Но если будет время, изучи, подумай. Преимуществ-то больше.
— Ступай, — проворчал он. — К Пасхе жду тебя тут, в Москве.
— Слушаюсь, — сказал я и вышел.
Путь до Казани неблизкий. Даже по рекам, а если заезжать в отцовскую вотчину, то и вовсе. А ведь там ещё и моё поместье, которое тоже хотелось бы навестить. Хотя бы взглянуть, чего мне царь отписал в своей милости.
Казань хоть и завоевали уже восемь лет как, татары сопротивлялись русской власти ещё долго. Пять лет русским воеводам приходилось гонять татар по территории бывшего ханства, и это тех, кто решил открыто выступить против Москвы. |