Отец хоть на словах и жаждал добить ливонскую немчуру, на деле же в бой особо не рвался, полагая, что и без него есть кому воевать.

Нынешние войны это не тотальная мобилизация до последнего мужика, это неотъемлемая часть здешней жизни. Особенно для поместных воинов, ежегодно уходящих на порубежную службу, так что лишний раз никто на войну не рвался. Только молодёжь, жаждущая славы и трофеев. Младшие сыновья вроде меня.

— Если хочешь, я с тобой до Казани доеду, провожу, — предложил брат.

Таким тоном, будто делал мне великое одолжение. Покровительственным.

— И правда, раз, говоришь, толмач тебе нужен, поезжайте вместе, — сказал отец.

Я посмотрел на брата. Фёдор Степанов сын Злобин был на пару лет старше меня, похожи мы были с ним как две капли воды, разве что брат был чуть повыше и борода у него росла погуще. Однако никаких братских чувств я к нему не испытывал. Держался он со мной надменно и насмешливо, видимо, по старой привычке, отчего общаться с ним было не очень приятно.

Но такая возможность выпадает слишком редко, чтобы её игнорировать, верного толмача найти не так-то просто, а брат это явно не тот человек, что выдаст меня татарам. Да и вообще кому-либо ещё. Родственные узы тут не пустой звук. Но брат просто не станет мне подчиняться в этом походе, откажется признавать моё старшинство. Я для него по-прежнему был мелким, младшим. Вечно битым в играх и поединках.

С другой стороны, переводчиком быть не зазорно, даже наоборот, это можно обставить как элемент превосходства надо мной, неграмотным. Так что я кивнул, скрепя сердце.

— Собираться тебе надобно, значит, — сказал я. — Я уже с утра выезжать думал.

— С утра? — расхохотался отец. — Тут ещё столько не выпито! Не-ет, сынок! Так не получится!

Он оказался прав.

Глава 7

Вотчину Злобиных мы покинули уже втроём, и мой брат, засидевшийся в отцовом поместье, лучился энтузиазмом. В Казани он не бывал, как и я, и за эту возможность ухватился сразу же. Взятие Казани мы оба пропустили по малолетству, а последующее усмирение непокорных прошло без нас.

Меня он, однако, изрядно раздражал.

— … я стрелу на щит принял, вот тут вышла, прям рядом с рукой, понял? — похвалялся он без конца своей порубежной службой. — Ну я мерину пинка дал, и в сабли!

Леонтий ехал чуть позади, посмеиваясь в усы и как бы не участвуя в разговоре, так что я вынужден был отдуваться за двоих, слушая нескончаемый монолог Фёдора. Братцу едва минуло восемнадцать лет, и по моим меркам он был ещё совсем сопливым юнцом. Хоть и считался старше меня.

— А татары полон взяли как раз, понял? Только поэтому догнали их, — продолжал он. — Всех до единого порубили! Ох и славная вышла битва!

— Ага, — хмуро буркнул я в ответ.

— А ты чего? Батька сказывал, ты там тоже с татарами сшибиться успел, — сказал он.

— Было дело, — сказал я.

— Там в лоб и получил, да? — заржал братец. — Ништо, до свадьбы заживёт.

Я вновь вспомнил об отцовских намерениях меня оженить. А потом вспомнил оставленную в Москве Евдокию. Настроение стало ещё мрачнее.

— У меня тоже невеста была, — сказал он. — По осени лихоманка сгубила, Царствие ей небесное.

— Соболезную, — сказал я.

— Да что, она страшная была, как смертный грех, тощая, как рыба сушёная! — усмехнулся Фёдор. — Матушка сейчас другую мне ищет.

Его, кажется, перспектива навязанного брака по расчёту совсем не пугала. А я вот так спокойно отнестись не мог.

— А сам чего не найдёшь себе? — спросил я.

— Где? — фыркнул он. — Это ты там, в Москве, на пирах гуляешь да на каруселях катаешься.