Элий и его друг сумели похитить «римского бога», как называли варвары золочёного орла, сумели уйти от погони и доставить свой трофей назад, за пределы Вала Адриана. Однако римский Сенат не решился возродить Девятый легион: многие его бойцы, как явствовало из рассказов центуриона Элия, опорочили имя легиона предательством и изменой присяге. Героическая гибель первой когорты не переубедила сенаторов. И легион был на время забыт. Брат центуриона Элия, ветеран Катулл, предложил похоронить легионного орла в тайнике, в его доме, что и было сделано.

Прошло пятнадцать лет, и, путешествуя по своим провинциям, император Марк Аврелий посетил Британию. Ему рассказали о судьбе Девятого легиона, о подвиге центуриона Элия и о том, что легендарный орёл упокоился где то здесь, в одной из британских провинций.

Император отыскал имение двоюродного брата центуриона Элия, ветерана Люция Катулла, и тот, изумлённый такой честью (не всякий римский ветеран может похвастаться, что принимал у себя императора!), разумеется, рассказал Марку Аврелию не только всю историю легионного знамени, но и показал место его упокоения. Сердце императора дрогнуло: он повелел возродить легион, восстановить знамя (Элию и его другу вольноотпущеннику Крайку, удалось унести лишь самого орла, без древка, без прибитых к нему золочёных венков и прочих наград) и набрать новых легионеров, причём только из числа италиков.

Дитрих Зеленоглазый стал центурионом второй когорты Девятого легиона. Его назначению туда способствовал старый друг знаменитого германца Арсений Лепид, один из немногих легатов римской армии, не назначенный на эту должность из числа сенаторов, но получивший почётное звание после долгих лет воинской службы. Арсений и Дитрих сдружились ещё в Десятом египетском легионе, которым прежде командовал Лепид.

За два года до роковых событий возле одной из северных крепостей Зеленоглазый получил давно заслуженную отставку, и ему, как всякому ветерану, пожаловали, вместе с определённой суммой денег, надел земли. По правилам этот надел выдавался по последнему месту службы, а потому Зеленоглазому предложили неплохой участок в Британии. Он, не раздумывая, согласился, потому что отлично понимал: земледелец из него никакой, к пахоте, севу, труду на пастбище у него не было ни малейшей тяги. Он почти сразу сдал свою землю в аренду соседу, такому же армейскому ветерану, который был счастлив низкой арендной плате. Сам же Дитрих поселился в небольшом имении, на клочке оставленной себе земли и занялся охотой, причём ради хороших охотничьих трофеев мог путешествовать то на север, к Валу Адриана, а то и за его пределы, то на юг провинции. Он везде давно уже свёл знакомства с местными охотниками, и они с удовольствием сопровождали ветерана в его похождениях, тем более что он был щедр, всегда по справедливости делил добычу, а порой отдавал больше, чем заслуживали другие – его радовала сама охота, а брал он себе столько, сколько нужно для обычного вкусного обеда.

Кроме охоты Зеленоглазый занимался выездкой коней – его сосед завёл себе неплохой табун, и Дитрих охотно объездил нескольких наиболее норовистых жеребцов и кобыл, чтобы их можно было использовать под седлом и в упряжке. С соседа он не взял денег, но когда к нему стали обращаться с такими же просьбами торговцы лошадьми и владельцы других табунов, ветеран уже не церемонился. И заказчики платили, отлично понимая, что лучше не справится никто. При этом Дитрих никогда не калечил лошадей, не избивал их, не рвал рот удилами, чтобы заставить животное подчиниться. Он просто сразу показывал коню, будто противнику в бою, свои силу и ловкость, а после заключал с норовистым скакуном мир, и этот мир всегда принимался. Пару раз Зеленоглазому пытались подсунуть жеребцов, опоенных дурманом и от того впадавших в неистовство, едва на спину бедняге садился человек.