На нижний склад привозят всю лесную добычу, здесь раскряжевывают хлысты, разрезают их на бревна.

Не выпуская из зубов папиросы, бригадир режет каждый хлыст на четыре бревна, а то и более — на шестерку или восьмерку, в зависимости от сортамента. Легкий парок идет от рубахи бригадира. Бригада Силинского уже давно выполнила план на ближайшие три-четыре года. Тут помогли мощная новая техника и всякие хитрости, придуманные на месте. Ардалион Федорович Силинский показывает нам изготовленный здешними рабочими цепной транспортер: большая цепь неторопливо движется к берегу в деревянном желобе и одно за другим продвигает бревна. А у края желоба, на скамеечке, точно у деревенских ворот, сидят две девушки в платочках — учетчицы, одна выделена от лесопункта, другая — от сплав-конторы, в чье распоряжение теперь поступает лес. На коленях у них книги учета. Бревно проползает мимо них.

— Хвойный баланс, — говорит одна.

— Хвойный баланс, — соглашается вторая, и обе ставят в своих книгах какие-то галочки.

Подходит мастер леса Валентин Алексеевич Юшков. Этот уже семнадцать лет на лесных работах. Ему одним глазком взглянуть на древесину — и он видит что к чему. Мы долго стоим рядом с ним, пытаясь угадывать, что идет по желобу. Однако самому мне пока угадать мало что удается и Валентин Иванович приходит на помощь:

— Это хвойный баланс, а это осиновый — все пойдет на целлюлозные комбинаты. Видимо, в Сокол пойдет, вверх по Сухоне, ершом. Видели такие плоты?.. А это вот хвойный пиловочник — на пиломатериалы… Судострой, хвойный — сосна, ель, тут уж все из названия понятно… Эта березка — фанерная древесина. Сосна — тоже на фанеру хорошо… Это вот тарный кряж… Клепочный кряж… А это, обратите внимание, резонансная древесина, ценная штука, на музыкальные инструменты идет…

Я во все глаза гляжу на счастливое бревно, которому, может, суждено ожить где-нибудь на божественной консерваторской сцене. Но бревно бревном. Оно переваливается через край желоба и, как все остальные плебейские бревна, низвергается вниз с высоты, а там, глухо стукнувшись обо что-то, шлепается в Сухону. Я подхожу к краю. Далеко внизу раздольно раскинулись лесистые берега реки. Вправо от меня под берегом — рыбацкие лодки, в них мальчишки удят рыбу. На берегу сказочно синеет сосновый бор. Влево — далеко уходят штабеля древесины. А внизу, под штабелями и под крутым берегом, среди плавающих бревен, крутится Саня, подыскивающий самый что ни на есть фантастический ракурс.

Бревна, которые плывут по реке, принадлежат уже сплавконторе. Она производит сплотку, а то и просто пускает их вниз по реке — молем. Загородочки — боны — на реке ограждают от плывущих вольницей бревен судовой ход. Так и протянулись вниз по всей Сухоне боны и запани. Говорят, где-то в Великом Устюге, у слияния Сухоны с Югом, — генеральная запань, в которой готовят плоты для самого Архангельска. Это нам, наверное, еще предстоит увидеть.

Мы возвращаемся в поселок, который все так же дремлет за стеной соснового бора. У школьного здания — сад, яблони, кусты крыжовника и малины. Рядом со школой — второе просторное здание.

— А это что за дом?

— Тоже школа, — говорит Юрий Дмитриевич, — и то, и вон то. Мы пять школьных зданий построили за последние годы, а было всего одно. В поселке две тысячи жителей, а в школе учится четыреста ребятишек. К тому же у нас в яслях и садике больше сотни, да еще, считайте, «неорганизованные» с матерями да с бабками дома сидят. Тут лесорубы шутят: «Кругом лес, делать нечего — вот и детей заводим».