Изменить размер шрифта - +

     - Что с тобой, Нази? - воскликнул папаша Горио. - Расскажи нам все, мое
дитя. Она побледнела!  Дельфина, ну  же,  помоги ей,  будь с ней подобрее, я
стану любить тебя еще больше, если это возможно!..
     - Бедная  Нази! - пожалела ее г-жа  де  Нусинген, усаживая  на  стул. -
Помни,  что одни только  мы с  папой всегда будем любить тебя  так, что  все
простим. Семейные чувства - самые надежные.
     Она дала сестре понюхать нюхательной соли, и графиня пришла в себя.
     -  Я умру от всего этого! - произнес  папаша Горио. - Подойдите ко  мне
ближе,  -  сказал  он  дочерям,  мешая  в печке  горящий торф. - Мне  что-то
холодно. Что с тобой, Нази? Говори скорее, ты убиваешь меня...
     - Дело в том, что моему мужу стало известно все, -  сказала  несчастная
женщина.  -  Помните, папа, недавний  вексель Максима?  Так это  был  уже не
первый. Я оплатила их немало. В начале января мне показалось, что у графа де
Трай  какое-то большое  горе. Мне он ничего  не  говорил,  но читать  в душе
людей, которых любишь, так  нетрудно: достаточно ничтожного намека,  а кроме
того, бывают и предчувствия. Он стал таким ласковым ко мне и нежным, каким я
никогда не видела  его, и я  чувствовала  себя все более счастливой.  Бедный
Максим!  Как  он потом сказал, это  он  мысленно  прощался  со  мной,  решив
застрелиться. Я так выпытывала, так его молила, я два часа стояла перед  ним
на коленях, и в конце концов он мне признался, что должен сто тысяч франков.
Папа! Сто тысяч! Я с ума сходила. У вас их не было, я высосала все...
     - Нет,  я не мог бы достать их,  -  ответил  папаша Горио, - разве  что
украл бы. Да, я пошел бы и на это. И пойду!
     Эта фраза,  жалостная,  как предсмертный  хрип,  выразила такую  агонию
отцовского  чувства,  доведенного  до  состояния  бессилия, что  обе  сестры
умолкли. Да  и какой эгоист мог оставаться безучастным к  этому крику  души,
показавшему все глубину отчаяния, как брошенный в бездну камень дает понятие
о глубине ее.
     -  Папа,  я достала  деньги, распорядившись тем, что  не  было моим,  -
сказала графиня, заливаясь слезами.
     Дельфина растрогалась и заплакала, прильнув головой к плечу сестры.
     - Так это правда! - сказала она.
     Анастази потупила  голову; г-жа  де Нусинген обняла  сестру и, прижав к
своей груди, поцеловала.
     - Здесь ты всегда найдешь не осужденье, а любовь, - добавила она.
     - Ангелы  мои, -  слабым голосом сказал  им Горио,  -  нужна была беда,
чтобы соединить вас, почему это так?
     - Ради спасения жизни  Максима, а с ней  и моего счастья,  - продолжала
графиня,  ободренная  этим проявленьем  участливой,  горячей  нежности,  - я
отправилась к  одному ростовщику, -  да  вы  знаете это исчадье  ада,  этого
безжалостного Гобсека!  И я продала ему  фамильные бриллианты,  которыми так
дорожит  граф де Ресто,  и его  и  свои, все! Продала!  Вы понимаете? Максим
спасен! Но я погибла.
Быстрый переход