Я подожду, когда он
проснется.
Букар закончил свои подсчеты. Привлеченный запахом шоколада, он встал с
плетеного кресла, подошел к камину, смерил старика взглядом с головы до ног
и, присмотревшись к его поношенной шинели, состроил неописуемую гримасу.
Должно быть, он увидел, что, как ни жми этого клиента, из него не выжмешь ни
сантима, и, желая избавить контору от невыгодного посетителя, решил
вмешаться и положить конец разговору.
- Они сказали вам правду. Патрон работает только по ночам. Если у вас
важное дело, советую зайти к нему в час ночи.
Старик растерянно взглянул на письмоводителя и, казалось, застыл на
месте. Привычные к прихотливой игре человеческих физиономий, к странным
повадкам клиентов, в большинстве своем людей нерешительных и тяжелодумов,
писцы продолжали завтракать, шумно, как лошади, перемалывая челюстями пищу,
и забыли про старика.
- Что ж, сударь, я зайду нынче вечером, - произнес старик, который с
настойчивостью, присущей всем несчастным, хотел вывести лжецов на чистую
воду.
Единственное мщение, доступное обездоленным, - поймать правосудие и
благотворительность на недостойных увертках. Изобличив неправедное общество,
бедняк спешит обратиться к богу.
- Ну и упрямая же башка! - воскликнул Симонен, не дожидаясь, когда за
стариком захлопнется дверь.
- Его как будто из могилы вырыли, - вставил один из писцов.
- Вероятно, это какой-нибудь бывший полковник, хлопочет о пенсии, -
заявил письмоводитель.
- Ничего подобного, он просто бывший привратник, - возразил Годешаль.
- Хотите пари, что он из благородных? - воскликнул Букар.
- Бьюсь об заклад, что привратник, - заявил Годешаль. - Одни только
отставные привратники самой природой предназначены носить такие потрепанные,
засаленные шинели с разодранными полами. Видели, какие у этого старика
стоптанные, дырявые сапоги? А галстук? Галстук у него вместо рубашки. Да он
наверняка под мостами ночует.
- Можно быть дворянином и отворять двери жильцам, - воскликнул Дерош. -
Случается ведь!
- Нет, - возразил Букар среди дружного смеха, - бьюсь об заклад, что в
тысяча семьсот восемьдесят девятом году он был пивоваром, а при республике -
полковником.
- Что ж, если он когда-нибудь был военным, я проиграл пари и поведу вас
всех на какое-нибудь представление.
- Ладно, - ответил Букар.
- Сударь, сударь, сударь! - закричал юный Симонен, распахивая окошко.
- Что ты там опять затеял, Симонен? - спросил Букар.
- Я позвал его, чтобы спросить, полковник он или привратник. Пускай сам
скажет.
Писцы так и покатились со смеху. Тем временем старик уже поднимался по
лестнице.
- А что мы ему скажем? - воскликнул Годешаль.
- Предоставьте это мне! - заявил Букар.
Несчастный старик робко вошел в комнату, не поднимая головы, чтобы при
виде еды не выдать себя голодным блеском глаз. |