|
Я тебе дам по пальцам! - Ей-богу! Что за приятный человек, с ним не соскучишься вовеки! - воскликнула г-жа Воке. В ту минуту, когда, как по сигналу, вслед за забавной выходкой Вотрена раздался взрыв смеха и шуток, Эжен перехватил брошенный украдкой взгляд мадмуазель Тайфер, которая, наклонясь к г-же Кутюр, шептала ей что-то на ухо. - А вот подъехал и кабриолет, - заявила Сильвия. - Где же это он обедает? - спросил Бьяншон. - У баронессы де Нусинген, дочери господина Горио, - пояснил Эжен. При этом имени все взоры обратились к вермишельщику, глядевшему с какой-то завистью на Растиньяка. На улице Сен-Лазар Эжен подъехал к дому, в пошлом стиле, с тонкими колонками, с дешевыми портиками, со всем тем, что в Париже зовется "очень мило", - типичному дому банкира, со всяческими затеями, с гипсовой лепкой и с мраморными мозаичными площадками на лестнице. Г-жу де Нусинген он нашел в маленькой гостиной, расписанной в итальянском вкусе и напоминавшей своей отделкой стиль кафе. Баронесса была грустна. Ее старанья скрыть свою печаль затронули Эжена тем сильнее, что не были игрой. Он рассчитывал обрадовать женщину своим приходом, а застал ее в отчаянии. Такая незадача кольнула его самолюбие. Подшутив над ее озабоченным видом, Эжен попросил, уже серьезно: - У меня очень мало прав на ваше доверие, но я полагаюсь на вашу искренность: если я вас стесняю, скажите мне об этом откровенно. - Побудьте со мной, - ответила она, - господин де Нусинген обедает не дома, и если вы уйдете, я останусь одна, а я не хочу быть в одиночестве, мне нужно рассеяться. - Но что такое с вами? - Вам я бы могла сказать об этом только последнему из всех. - А я хочу знать. Выходит так, что в этой тайне какую-то роль играю я. - Может быть! Да нет, это семейные дрязги, они должны остаться погребенными в моей душе. Разве я не говорила вам третьего дня - я вовсе не счастливая женщина! Самые тяжкие цепи - цепи золотые. Если женщина говорит молодому человеку, что она несчастна, а молодой человек умен, хорошо одет и у него в кармане лежат без дела полторы тысячи франков, он непременно подумает то же, что пришло в голову Эжену, и поведет себя самодовольным фатом. - Чего же больше вам желать? - спросил он. - Вы молоды, красивы, любимы и богаты. - Оставим разговор обо мне, - сказала она мрачно, покачав головой. - Мы пообедаем вдвоем, потом отправимся слушать чудесную музыку. Я в вашем вкусе? - спросила она, вставая и показывая свое платье из белого кашемира с персидским рисунком редкого изящества. - Я бы хотел, чтобы вы были для меня всем, - ответил Эжен. - Вы просто прелесть. - Для вас это было бы грустным приобретеньем, - возразила она с горькой усмешкой. - Здесь ничто не говорит вам о несчастье, а между тем, несмотря на это внешнее благополучие, я в отчаянии. |
