Я поехал в Москву и из Димкиной квартиры набрал заветный номерок.

«Помните, – говорю, – Мельникова? Донимал вас пару лет назад проектом летательного аппарата. Так вот, не желаете ли взглянуть?..»

– Вы испытывали нечто вроде злорадства? – спросил Платон Григорьевич.

– Совсем нет, – ответил Мельников. – Просто этот товарищ мне сказал как‑то, что, по его мнению, прошла пора, когда великие открытия делались на чердаках. А я ему еще ответил, что открытия будут всегда производиться на вот этих чердаках, – Мельников постучал себя по лбу. – Конечно, мне было приятно…

– И он приехал, товарищ этот?

– Нет, прислал своего адъютанта. Мы как раз сидели за столом с Ушаковым и мечтали, когда его адъютант вошел в комнату.

«Мне поручили забрать модель», – говорит. «Этого вам никто не мог поручать, вы не так поняли, – сказал Ушаков. Он был в форме полковника и вообще при „полном параде“. – А вот не угодно ли взглянуть?»

Модель стояла на столе, и сверху была накинута скатерть. Медленно поднимается модель над столом, адъютант успел даже пару раз пожать плечами, а потом видит: появился просвет между скатертью и столом. Провел рукой – ничего нет.

«Доложу начальству, – говорит. – Только дрожит она у вас сильно…»

«Доложите и об этом», – отвечает Ушаков. С этого дня и пошло. Закрутилась карусель. Через год наша первая модель на миниатюрном реакторе вышла в космос.

– Но вы сказали, что модель ваша дрожала в воздухе, а вот когда я летал, то никакой вибрации не было.

– Это для нас и есть главный вопрос. Я понимал, что если увеличить число движителей, то вибрация будет все меньше и меньше… Стал вопрос о числе движителей и о сдвиге фаз между ними. И тут Димка приезжает ко мне сам не свой.

«Шесть! – кричит с порога. – Шесть движителей со сдвигом фаз в шестьдесят градусов между ними».

«Почему, – спрашиваю, – шесть?»

«Ты что, не помнишь?! – Я его таким никогда не видел, он ведь всегда спокойный и всегда колючий. – Ты не помнишь? А наш вампум. Шесть крыльев в замкнутом пространстве! Среднее звено цепи…»

Только он это мне сказал, как я вдруг все, все вспомнил. «Так вот что бродило в моей голове всю мою жизнь…» И если бы я уже не имел некоторого опыта в обращении с «сумасшедшими идеями», то второй раз мне пришлось бы плохо.

– Вы сказали что‑то о цепи? – спросил настороженно Платон Григорьевич. – И перед этим вы также говорили про какую‑то цепь… Это тоже какаято научная загадка?

– Да, загадка…

– И вы ее решили, конечно?

– Нет! – громко сказал Мельников и поднялся. – Нет, не решил, и если найдется человек, который избавит меня и моих друзей от этой загадки, то в ножки поклонюсь, Платон Григорьевич.

– Вы обязательно должны мне рассказать об этой цепи и обо всем, что с нею связано…

– Обязательно, Платон Григорьевич. Но рассказать о цепи – это рассказать вам о всей своей жизни. Обо всем без остатка…

ЗАГАДОЧНЫЙ ДИСК ПОЯВЛЯЕТСЯ И ИСЧЕЗАЕТ

Полковник вновь увез Платона Григорьевича, и много удивительного увидел он за эти дни.