– Прежде всего как можно меньше. Торомон – империя, связанная с морем. Значит, для официального торжества твои украшения должны иметь рисунок и материал из океана. Для менее официального случая можно обратиться к цветочному рисунку. Но поскольку это высокий прием, я бы сказал, что ожерелье из раковин, которое ты носишь большую часть времени, годится. К нему подойдут жемчужные серьги и пряжка.

Она достала их из ящичка и подошла к стулу, где висело бежевое шелковое платье.

– Никак не могу привыкнуть. Не знаю, как и благодарить Петру за это платье. Подумать только – надеть платье, которое стоит, наверное, половину моего годового жалования в цирке!

Она развернула платье и нахмурилась.

– Что это?

– Где?

– Вот.

Она выглядела разочарованной.

– Карманы, – сказал Джон, удивленный ее реакцией. – По‑настоящему элегантное женское платье не имеет никаких карманов!

– Да? – Джон рассмеялся.

– Что тут смешного? Я думала, что...

– Послушай, если ты собираешься войти в общество, ты должна это делать как положено и знать, что ты делаешь. Я родился не в аристократической семье, но вырос рядом с ней. Так что могу объяснить то, о чем Петра просто не подумала бы упоминать. Аристократия Торомона – поразительно функциональная группа людей. Пятьсот лет назад это были пираты, и у них всегда были карманы, но через какое‑то время они перестали афишировать их. В этом платье карманы скрыты складками, и их никто не увидит, если ты не вздумаешь расхаживать, засунув в них руки. Портнихи с окраинных мастерских, которые шьют элегантные, как ты говоришь, платья, просто имитируют то, что они, как кажется, видели. Они считают аристократию декоративной, бесполезной, нефункциональной, поэтому карманов нет. А это платье, наверное, шила личная портниха герцогини, и если платье, которое ты видела, стоило половину годового жалованья, то это стоит пяти или шестилетнего. Сам удивляюсь, что все эти вещи помню.

– Вот и хорошо, что помнишь. По крайней мере, у меня будет некоторый шанс провести вечер, не сломав ноги. Ты не позволяй мне говорить, чего не надо. И если я что‑нибудь возьму не той рукой, ты меня потихоньку лягни.

– Разве ты хоть раз позволила мне упасть вниз головой с высокой перекладины?

– Я и вообразить себе не могла такую вещь, как бал во дворце! И не предполагала, что буду беспокоиться о таких глупых вещах, а, оказывается, беспокоюсь.

– Будь самой собой, – сказал Джон, беря ее за руку. – Разговаривай легко, помни, что для этих людей идеи более важны, чем действия. Будь любезна. Твоя обязанность – проявить инициативу в доброте. Говори негромко, двигайся медленно. Больше слушай, чем говори.

– Ох... – вздохнула Алтер. – Ты думаешь, что у меня получится?

Джон улыбнулся.

– Давай, одевайся побыстрее.

Вокруг зала высились широкие окна. Через верхние стекла виднелись сияющие звезды. Музыканты выдували из своих полированных раковин старинные мелодии. Бал открылся знакомым гимном Торомона.

– Мистер Килер. Да со свитой, – объявил репродуктор.

Джон глянул на вход, когда там появились четко и ярко одетые фигуры, уменьшенные расстоянием бального зала. Как все это знакомо, подумал он. Но так же хорошо было знакомо, подумал он, и другое – он вспомнил жаргон рудников, такой же знакомый, как повороты и приседания в танцах, манера держаться и этикет бала. Взглянув на свое отражение в зеркальной стене, он вспомнил восемнадцатилетнего мальчика, каким он был когда‑то. Частичка его еще осталась – знакомая энергия в загорелом похудевшем лице. Он улыбнулся и повернулся к возвышению, где герцогиня и король принимали гостей.