– Я... я не помню... у меня взяли корону, скипетр, даже мой... и я не могу нигде найти его! – она подняла выше искрящийся нож и снова повернулась к Джону. – Он украл это!

Руки, державшие Алтер, ослабили захват. Она ринулась к Джону и упала перед ним на колени, лицом к ножу.

– Ваше Величество, сделайте один порядочный поступок в своей жизни, не делайте зла этому человеку! Вы – королева. Не мне говорить вам, что не подобает королеве показывать такой гнев, если ей не нанесено оскорбления. Вы королева и должны быть милосердной.

– Я... королева? – старуха вдруг заплакала. – Я вспомнила! Это был портрет моего сына. У меня было два сына. Сначала украли младшего, потом убили старшего. Но у меня был его портрет в металлической рамке. Такие продавались в гаванях за полденьги. Но мне даже его не оставили. Все, все исчезло...

Лезвие упало в воду и укоротилось. Парень из палаты 739 поднял его. Королева, плача, пошла прочь, все остальные потянулись за ней.

Джон сел. Алтер прилгала к себе его голову.

– Джон, ты не видел ее... Разговаривать с ней без крика было самым трудным делом в моей жизни.

Джон кое‑как встал.

– Ну, я рад, что тебе это удалось. Давай пойдем побыстрее к этому проклятому судну. Ну, успокойся.

Луна уже осветила, море, когда они подошли к докам грузовых судов. Они поднялись на борт, и через несколько минут грязное судно вышло из дока. Они облокотились на поручни, на дрожащее отражение луны в море.

– Помнишь, мы читали стихи? – спросила она. – Какое мы не поняли?

– Что‑то насчет одиночества. Я не помню начала.

– Я помню, – Она процитировала:

– «Великое спокойствие также двусмысленно, маниакально и свободно, как великое отчаяние...»

Голос позади них продолжил, и они обернулись.

– ...крик любимцев в разграбленной ночи, отвернись, поэт, к древним грезам, пока слезы падают в море при лунном свете... Дальше не помню.

– Где ты слышал это? – спросил Джон. Матрос вышел из тени кабины.

– Мне сказал это мальчик с такой чудной парой. Он говорил, что сам написал это.

– Какой мальчик с парой?

– Ну, ему наверное, лет двадцать. Для меня мальчик. Они были здесь втроем. У мужика больно уж занятная голова. Он больше сидел в своей кабине, а мальчик ходил повсюду, со всеми разговаривал, читал свои стихи.

– Видимо, Катам очень торопился, если уехал без какой‑нибудь жизненной пены, – сказал Джон.

– Не удивительно, что нет записей, что их геликоптер ушел на материк, – сказала Алтер. – Они, наверное, спрятали его в городе, а сами сели на судно. Джон, он сказал, что Ноник ходил повсюду, болтал со всеми, возбужденный и довольный. Что‑то не похоже на человека, жену которого только что...

– Я не сказал «довольный», – перебил матрос. – Скорее, истеричный. Он задавал вопросы странные. Но иногда ходил, отвернувшись от всех.

– Это уже больше похоже, – сказал Джон. – Давно это было?

– В тот самый день, когда бомбили министерство.

– Итак, они тоже отправились на материк, – сказал Джон – Где они высадились?

– Там же, где через два часа будете и вы.

Они остановились за час до рассвета. Судно должно было взять груз днем, когда все пассажиры высадятся.

– Никому не хочется ждать дневного света, – сказал матрос, – но здесь множество недов, а ночь – их время. – Он указал на темную груду неподалеку.

– Что это? – спросила Алтер.