Глубокая скорбь, вызванная изгнанием
Фабрицио, насилие над собой, которое она "совершила, решившись прийти к
человеку, подло поступившему с ней, - все это зажгло ослепительным огнем
ее глаза.
- На коленях хочу я выслушать ваши приказания! - воскликнул каноник. -
Несомненно, вы желаете попросить меня о какой-нибудь услуге, иначе вы не
почтили бы своим посещением дом несчастного безумца. Когда-то, пылая
любовью и ревностью, отчаявшись завоевать ваше сердце, я гнусно поступил с
вами.
Слова эти были искренни и тем более благородны, что теперь каноник
пользовался большой, властью; графиню они тронули до слез; унижение, страх
леденили ее душу, и вот в один миг их сменили умиление и проблеск надежды.
Только что она была глубоко несчастна и вдруг почувствовала себя почти
счастливой.
- Поцелуй мою руку, - сказала она канонику, - и встань. (Надо помнить,
что в Италии обращение на "ты" свидетельствует об искренней дружбе, так же
как говорит о чувстве более нежном.) Я пришла попросить тебя о милости для
моего племянника Фабрицио. Как старому своему другу, я расскажу тебе всю
правду без утайки. Фабрицио шестнадцать с половиной лет, он недавно
совершил неслыханное безумство. Мы были в поместье Грианта, на берегу
озера Комо. Однажды в семь часов вечера лодка из Комо доставила нам
известие о высадке императора в бухте Жуан. На другое же утро Фабрицио
отправился во Францию, раздобыв себе паспорт у своего приятеля, какого-то
простолюдина по фамилии Вази, который торгует барометрами. Наружность у
Фабрицио совсем не подходящая для торговца барометрами, и, едва он проехал
по Франции десять лье, его арестовали: его восторженные речи на плохом
французском языке показались подозрительными. Через некоторое время он
бежал и добрался до Женевы; мы послали навстречу ему в Лугано...
- В Женеву, хотите вы сказать, - улыбаясь, поправил ее каноник.
Графиня докончила свой рассказ.
- Для вас я сделаю все, что доступно силам человеческим, - с жаром
сказал каноник. - Я всецело в вашем распоряжении. Я даже готов пойти на
безрассудства. Укажите, что мне надо делать с той минуты, когда из этой
жалкой гостиной исчезнет небесное видение, озарившее мою жизнь.
- Сходите к барону Биндеру, скажите ему, что вы любите и знаете
Фабрицио со дня его рождения, что он рос у вас на глазах, так как вы
постоянно бывали в нашем доме; во имя дружбы, которой барон удостоил вас,
умоляйте его, чтобы он через всех своих шпионов разузнал, была ли у
Фабрицио перед его отъездом в Швейцарию хотя бы одна-единственная, краткая
встреча с кем-нибудь из либералов, находящихся под надзором. Если у барона
расторопные помощники, он увидит, что тут можно говорить только о чисто
юношеской опрометчивости. Вы помните, конечно, что у меня в прежних моих
пышных апартаментах, во дворце Дуньяни, висели на стенах гравюры,
изображавшие сражения, выигранные Наполеоном; разбирая по складам подписи
под этими гравюрами, мой племянник выучился читать. |