Когда отгрохотали стулья и отхлопала дверь, он вынул из  ящика  стола

изящный курвиметр и медленно подошел к  карте.  Уткнул  колесико  в  пункт

"А-1".  Следуя  линиям  высот,  огибая  какие-то  условные  знаки,   густо

засыпавшие бумагу, дрожащей рукой повел  мягко  зажурчавшую  пластмассовую

безделушку  к  пункту  "Отметка 97  (Корыто").  Раз,  другой.  Третий.  Он

выискивал оптимальный маршрут - и не заметил, как приоткрылась дверь.

     -  Четырнадцать  миль,  -   сказал,   стоя   на   пороге,   начальник

объединенного  космического  командования.  Председатель,  как  ужаленный,

обернулся. Курвиметр вылетел из его пропотевших пальцев,  сухо  ударил  по

полу - сколовшаяся рукоятка длинной глянцево-черной  каплей  брызнула  под

необъятный стол. - Меньше никак, я  тоже...  И  места  опасные  -  зыбучий

солончак, дюны. Крысиные города... В одиночку не добраться.

     -  Я  намечал  путь  следования  мобильной  группы,   -   высокомерно

проговорил председатель. -  На  случай,  если  днем  его  не  обнаружат  и

придется вечером взять или уничтожить его дома.

     - Я так сразу и понял, мой генерал.

     Председатель  нагнулся  за  осколками.  Его  дыхание,   натужное   от

неудобной позы, прерывисто  скрипело  в  тупой  подземной  тишине.  Потом,

упершись одной рукой в колено, он медленно распрямился.

     - Да, - сказал он,  задыхаясь.  -  Крысиные...  -  Неловко  приставил

обломок к обломку - пальцы его не слушались, излом колотился об  излом.  -

Еще можно склеить, - беспомощно выговорил он.

     - Можно, - ответил начальник объединенного космического командования.

- Только - зачем?

                            ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДЕНЬ

                                   ОТЕЦ

     Перерыв обрывает работу, как смерть.

     Перерыв сметает бьющий в мозг грохот, и в мозгу становится  просторно

и пусто от  распахнувшейся  тишины,  и  кажется,  будто  проваливаешься  и

падаешь. И действительно падаешь - там, где застала сирена, - и не думаешь

уже ни о чем, и долго не можешь шевелиться, говорить, даже пить  -  только

тупо смотреть, как тонет свет в медленных  перекатах  каменной  пыли,  как

растворяются, убегая во мглу, тусклые рельсы узкоколейки,  как,  стиснутое

узостью штольни, мерцает исчезающее пятнышко света - у выхода, над  постом

охраны.

     В перерыв можно  слышать  кашель.  Вблизи,  вдали.  Он  ходит  мертво

хрустящими волнами - немощно кашляет мгла, старчески кашляет эхо.

     Профессор  сидел,  привалившись  к  борту  вагонетки.