дыхание стало рваться. - Я так и знал. Он рассказал им.

     Профессор обернулся. Из глубины штольни, постепенно заслоняя  горящие

у шлюза огни, постепенно прорисовываясь сквозь переливы  мути,  постепенно

вырастая, шагали, клацая в тиши перерыва сапогами по бетонным шпалам,  два

стражника в респираторах.

     Напарник вскочил, метнулся прочь.

     - Я ничего  не  гово!..  -  взрыв  кашля  переломил  его  с  треском;

захлебываясь,  пытаясь  что-то  кричать,  на  подламывающихся   ногах   он

засеменил слепым зигзагом, едва не  падая  через  серые  мешки  безучастно

лежащих людей, - словно бы там, совсем близко, не ждал его тупик.

     А это шли не за ним.

     - ...Нет, - сказал профессор.

     - Вы губите общину. Я уважаю ваши взгляды, но они несколько устарели.

Я же не предлагаю вам работать на  оборону...  то  есть  я  предлагаю  вам

работать именно на оборону, в  самом  чистом,  первозданном  смысле  этого

слова! Я прошу вас спасти нас всех!

     Профессор молчал.

     Начальник  спецслужбы  поднялся  и  не  спеша  подошел  к  прозрачной

перегородке, наглухо отделявшей его от профессора. Оперся  на  нее  обеими

ладонями.

     - Я понимаю вас, поверьте, - снова прозвучало из-под потолка. - Глупо

отрицать, что администрацией допущен ряд серьезных просчетов, что  доверие

к ней широких масс выжившего населения в значительной  степени  подорвано.

Глупо и недостойно. Но вы же интеллигентный человек, умница... в  сущности

- цвет нации, представитель ее истинного авангарда. Авангарда духа.  Вы-то

должны понимать, что не  допускает  просчетов  лишь  тот,  кто  ничего  не

делает. А мы делали и делаем очень много. И могли бы делать еще  больше  -

чего бы мы только не сделали! - если  бы  удалось  вновь  спаять  нацию  в

единый, четко функционирующий монолит! Мы должны  быть  вместе!  Плечом  к

плечу! Ведь мы же все в одинаковом положении, в одинаковой опасности. Кому

как не вам взять на себя благороднейшую задачу восстановления единства!

     Профессор молчал.

     -  Хорошо,  -  сдерживаясь,  сказал  начальник  спецслужбы   и   даже

пристукнул ладонями по прозрачной толстой стене  -  микрофоны  донесли  до

профессора отдаленный двойной  хлопок.  -  Это  все  мораль,  -  начальник

спецслужбы сделал отстраняющий жест, - это все мораль. В своем озлоблении,

в своей, что греха таить,  интеллигентской  заносчивости  вы  можете  даже

счесть это демагогией. Но когда перекрытия  над  убежищем  будут  взломаны

испепеляющим лучом, - он поднял руку, указывая вверх,  -  и  расплавленный

металл хлынет на голову вам и вашей супруге, - это будет уже не демагогия!

А катастрофа! Которую вы могли бы  предотвратить  -  и  не  предотвратили,

руководствуясь   сомнительными    вашими    принципами,    хорошими    для

послеобеденной беседы, но плохими для борьбы!

     Профессор молчал.