люди какие! Как вы можете жить здесь? Зачем жить здесь?!

     - Всем нам в детстве такое снится,  -  проворчал  министр  внутренних

дел.

     - Хватит! - рявкнул премьер  и  хлопнул  ладонью  по  столу.  -  Все!

Отвечай четко. Как справляешься с радиацией?

     - Не знаю.

     - С пятнистой смертью?

     - Не знаю. Мне кажется почему-то, что  это  -  естественно,  что  так

должно быть у всех...

     - Не болтай! С проходными?

     - Не знаю, - устало сказал мальчик. - Просто угадываю. Просто.  Любой

жетон, любой код...

     - Экстрасенсорное считывание... - благоговейно прошептал министр.

     - Хорош-шо, - с угрозой проговорил премьер. - Ты можешь помочь нам?

     Мальчик не ответил.

     - Ты можешь помочь нам. Сейчас  тебя  отведут  в  лабораторию.  Будут

исследовать. Долго. Много дней.

     Мальчик не ответил.

     - Это не всегда будет тебе приятно. Понимаешь?

     Мальчик не ответил.

     - Понимаешь?! - проревел премьер.

     Мальчик не ответил.

     - Мы можем обойтись и без твоего согласия! Это ты понимаешь?

     - Это я понимаю.

     - Но я спрашиваю тебя: ты согласен?

     - Мне все равно, - безжизненно сказал мальчик и поднялся.

     И внезапно замер.

     Премьер удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

     - А завтра... - неуверенно начал командующий, но премьер, возбужденно

хохотнув, прервал его:

     - Все! Никаких завтра! Завтра, послезавтра -  анализы,  исследования,

просвечивания. Верно, парень?

     Мальчик вдруг сделал шаг вперед  -  шланги  потянулись  за  ним  -  и

коротко, отрывисто просмеялся,  завороженно  глядя  куда-то  мимо  сидящих

мужчин.

     Невольно все трое уставились туда же.

     Там никого не было.

     Там стоял странный  прибор,  который  министр  внутренних  дел  утром

подарил премьеру.

     - Что такое? - спросил премьер, чувствуя озноб  суеверного  ужаса.  -

Что ты... увидел?

     Мальчик  стоял  неподвижно,  но   грудь   его   часто,   вздрагивающе

поднималась, веки трепетали. Он даже запрокинул голову на миг.

     Память открылась, как  глаза.  Четырнадцать  лет  исполинской  пенной

волной хлынули в прозревший мозг.

     Ну конечно, это не его жизнь! Это вообще  не  жизнь!  Агония  бешеных

зверей - и он никакого,  никакого,  действительно  никакого  отношения  не

имеет к ней - и к ним! Там его мир, там  все  живое,  все  человеческое  и

настоящее - по ту сторону  секунды,  когда  зенитная  ракета  вломилась  в

снижавшуюся над столицей яхту; по ту сторону часа,  когда  брат,  побелев,

крикнул: "Они с ума сошли! Они же все спалят!!" - и, не раздумывая,  пошел

с орбиты вниз; по ту сторону вечера - летнее сверкание  звездных  россыпей

над степью, мягкие, будто чуть клейкие колокольца  цикад,  сладкие  запахи

сада - когда он упросил старшего брата, едва получившего яхт-права,  взять

его с собой на первую прогулку и они долго спорили, наугад тыча пальцами в

звездный атлас и даже разыгрывая "на морского", кто прав.