|
Этак придется объясняться перед всем миром. Уже сама мысль об этом Крысе была глубоко противна. – Мне не нравилось, как у них газон во дворе пострижен, – говорил он в те моменты, когда совсем без объяснения было нельзя. Одна девчонка даже всерьез ходила смотреть на университетский газон. «Не так уж и плохо он пострижен, – говорила она потом. – Бумажки только всякие валяются, а так ничего». «Это кому как», – возражал Крыса... – Мы с университетом оба друг другу не понравились. – Так он тоже иногда говорил, если позволяло настроение. И после этих слов впадал в молчание. Уже целых три года прошло. Вместе с потоком времени уносилось буквально все. Уносилось со скоростью, не подвла-стной уму. Немногочисленные страсти, какое-то время кипевшие в Крысе, резко выцветали, де-формировались, превращались в подобие старых, бессмысленных снов. В год поступления в университет Крыса покинул родительский дом, перебравшись в квар-тиру, где его отец устроил себе рабочий кабинет. Родители не возражали. Квартира и покупалась с тем расчетом, чтобы потом передать ее сыну: пусть парень поборется с трудностями самостоятельной жизни. Хотя, конечно, назвать это «трудностями» было никак нельзя. Как нельзя назвать дыню «овощем». В этой идеально распланированной двухкомнатной квартире было все: кухня, конди-ционер, телефон, ванная с душем, 17-дюймовый цветной телевизор, подземный гараж с «триум-фом», и в довершение всего – шикарнейшая веранда для солнечных ванн. Из окна в юго-западном углу открывался живописный вид на город и море. А когда все окна распахивались, ветер приносил густой аромат деревьев и щебетанье птиц. Тихие послеполуденные часы Крыса проводил в плетеном кресле. Отрешенно закрыв гла-за, он чувствовал время: оно текло сквозь него неторопливым ручейком. Сидеть так он мог часа-ми, днями и неделями. Иногда из памяти вдруг выплывали старые переживания и бились о сердце слабенькими волнами. Тогда Крыса зажмуривался, накрепко запирал сердце и терпеливо ждал, пока волны улягутся. Это случалось в минуты легких сумерек перед наступлением вечера. Когда волны ухо-дили, уже ничто не тревожило Крысу, в его душе снова был мир – все такой же хрупкий и ма-ленький. 3 Никакие люди в мою дверь никогда не стучались – разве что агенты по подписке газет. Агентам я никогда не открывал и даже голосом на их стук никак не отзывался. Но пришедший в то воскресное утро стучал без передышки целых тридцать пять раз. При-шлось разлепить глаза, слезть с кровати и навалиться всем телом на дверь. В коридоре стоял со-рокалетний мужчина в серой спецовке и бережно, как щенка, держал мотоциклетный шлем. – Извините, я из телефонной компании, – сказал мужчина. – Мне нужно заменить распре-делительный щит. Я кивнул. Его лицо было иссиня-черным от щетины. Такому, сколько ни брейся, все не выбрить. Синева доходила аж до глаз. Мне было его ужасно жалко, но спать хотелось еще ужас-нее. Все потому, что до четырех утра мы с близняшками играли в трик-трак. – Вы не могли бы прийти сегодня после двенадцати? – Нет, знаете, лучше прямо сейчас. – Почему? Он порылся в широченном кармане штанов и достал блокнот в черной обложке. – У меня все по часам расписано. Как закончу в одном районе, сразу еду в другой. Вот, ви-дите? Он показал записи. Действительно, в нашем районе осталась неохваченной только моя квартира. – Что именно вы хотите сделать? – Очень простую вещь. Снять щит, отсоединить провода и подключить к новому. Делается за десять минут. Я еще немного подумал и покачал головой. – Меня и нынешний щит устраивает. – Так ведь у вас старая модель! – Ну и пусть будет старая. – Как же это? – Он задумался. |
