|
Все трое были совершенно удовлетворены и счастливы. Офис состоял из двух комнат и кухни – причем, что интересно, кухня находилась в середи-не. Комнаты мы разыграли на спичках. Мне досталась дальняя, а напарнику – соседняя с прихо-жей. Секретарша обитала на кухне между нами, напевала там свою «Penny Lane», листала счета, мешала виски со льдом и ставила ловушки на тараканов. За счет фирмы я купил две полки и приколотил их по обеим сторонам рабочего стола, предназначив левую для поступающих заказов, а правую – для готовых переводов. Заказы и заказчики бывали самые разные. Статья из «Америкэн Сайенс» про шарикопод-шипники, «Всеамериканская Книга Коктейлей» за 1972 год, эссе Уильяма Стайрона или руково-дство по пользованию безопасной бритвой – все снабжалось ярлыком «К такому-то числу» и складывалось на левую полку, чтобы по истечении надлежащего времени перебраться на пра-вую. Завершение каждого перевода отмечалось дозой виски в толщину большого пальца. От себя ничего не добавляешь – это самое замечательное в работе переводчиков такого ти-па. Держишь монетку в левой руке, потом хлоп! – правую сверху, а левую убрал. Монетка в пра-вой. На работу мы приходили в десять, уходили в четыре. По субботам шли втроем на ближай-шую дискотеку, где пили «J&B» и отплясывали под Сантану в исполнении тамошней банды. Доходы были неплохи. Сколько-то уходило на аренду помещения, неизбежные траты по мелочам, зарплату нашей девчонке, зарплату студентам и налоги. То, что оставалось, делилось на десять частей. Одна часть откладывалась на счет фирмы, пять получал мой напарник, и четы-ре шли мне. Подход был совершенно первобытный, – но нам ужасно нравилось разложить на столе деньги и делить их на равные части. Это напоминало нам сцены игры в покер из фильма «Cincinnati Kid» – мы были как Стив Маккуин и Эдвард Робинсон. То, что мой напарник получал пять частей, а я только четыре, кажется мне правильным. Ведение наших дел фактически лежало на нем, и он безропотно сносил мои злоупотребления алкоголем, когда таковые случались. Кроме того, на шее у него висели болезненная жена, трехлетний сын и «фольксваген» с вечно текущим радиатором. Семена новых и новых проблем так на него и сыпались – будто старых не хватало. – Я, между прочим, тоже двух девчонок кормлю! – сказал я ему как-то. Эти слова, понят-ное дело, доверия не встретили. Как и раньше, ему отошло пять частей, мне четыре. Так проплыли дни, за которые я стал ближе к тридцати, чем к двадцати. Они были мирны-ми, как полуденный солнцепек. «Среди написанного человеческой рукой не существует ничего такого, чего не смог бы понять человек», – гласил броский слоган на трехцветной рекламке нашей фирмы. Примерно раз в полгода, когда поток заказов вдруг иссякал, мы втроем шли к станции Си-буя и от нечего делать раздавали эту рекламку прохожим. Сколько же все-таки прошло времени? – думаю я, шагая сквозь молчание, конца которому не видно. Прихожу с работы, выпиваю замечательный кофе, сваренный близняшками, – и в ко-торый уже раз перечитываю «Критику чистого разума». Иногда вчерашний день воспринимаешь как прошлый год. А иногда прошлый год воспри-нимаешь как вчерашний день. Бывает еще, что будущий год кажется вчерашним днем – но это уже совсем худо. Переводишь «Искусство Романа Полански», а в голове – шарикоподшипники. Уже несколько месяцев и даже лет я один сижу на дне глубокого бассейна. Теплая вода, мягкий свет – и тишина. И тишина... Для различения близняшек подходил лишь один-единственный способ – по их футболкам. На темно-синей выцветшей ткани стояли белые цифры номеров: «208» и «209». Двойка располагалась над правым соском, а восьмерка либо девятка – над левым. |
