|
Тогда я задал еще один вопрос. А если мне у них что-нибудь понравится – ну, к примеру, стиральная машина или рама от велосипеда, – смогу ли я взять это себе, заплатив надлежащую сумму? Конечно, ответили они. И я спросил, не помнят ли они таких случаев. Осенние сумерки заканчивались, на дорогу наплывала темнота. Мы приближались к черте города. – Если вам нужны подробности, спросите у секретаря на втором этаже, сказали они. Я, ес-тественно, поднялся на второй этаж и спросил. Мол, не забирали ли у вас пинбольной машины в семьдесят первом году? Забирали, – ответил секретарь. И кто же? – спросил я. Он дал мне телефонный номер. Как я понял, он звонит по этому номеру всякий раз, когда к ним поступает пинбольный автомат. Имеет за это какие-то деньги. Тогда я спросил, сколько же всего этот че-ловек забрал пинбольных автоматов. Точно не помню, – сказал секретарь, – бывает, что он по-смотрит и возьмет, а иногда и не станет брать. Я попросил его вспомнить хотя бы примерно. И он сказал, что никак не меньше пятидесяти. – Пятидесяти?! – вскричал я. – Именно, – сказал он. – И сейчас мы едем к этому человеку. 21 Темнота вокруг сгустилась окончательно. Но одноцветной эта темнота не была – она каза-лась густо обмазанной разноцветным слоем красок. Приблизив лицо к оконному стеклу, я безотрывно смотрел на темноту. На удивление пло-ская. Срез бестелесной субстанции, располосованной острым лезвием на ломти – со своими соб-ственными понятиями о том, что близко и что далеко. Крылья исполинской ночной птицы – они раскинулись у меня перед глазами, не желая пускать дальше. Потянулись поля и рощи. Голоса мириад насекомых то затихали, когда приближалось жи-лье, то взрывались мощным подземным гулом. Похожие на скалы облака висели низко – каза-лось, на земной поверхности все втянуло головы в плечи и замолчало. Остались одни насекомые. Мы больше не говорили ни слова, только курили – то я, то преподаватель испанского. Так-сист тоже курил, не отрывая взгляда от освещенной фарами дороги. Я бессознательно постуки-вал пальцами по колену. Время от времени меня подмывало толкнуть дверь, выскочить и удрать. Распределительный щит, песочница, водохранилище, гольфовое поле, заштопанный сви-тер, теперь пинбол... Куда меня все это заведет? На руках бессмысленно спутанные карты, в го-лове неразбериха. Дико захотелось домой. Прямо сейчас, немедленно – залезть в ванну, выпить пива, а потом нырнуть в теплую постель с сигаретой и Кантом. Куда я несусь посреди этой темноты? Пятьдесят пинбольных машин – что за дичь! Это мне снится! Это бесплотный сон! А трехфлипперная «Ракета» все зовет меня и зовет... Преподаватель испанского остановил машину посреди пустыря, метрах в пятистах от дороги. Пустырь был плоским, он весь порос мягкой травой – ноги утопали в ней по щиколотку. Я вылез из машины, разогнул спину и глубоко вздохнул. Пахло курятником. Никаких фонарей вокруг. Только те, что стояли вдоль дороги, добавляли немного света, позволяя что-то различить. Нас окружали голоса бесчисленных насекомых. Казалось, они сейчас наползут снизу в штанины. Некоторое время мы молча стояли, привыкая к темноте. – Это еще Токио? – спросил я. – Конечно... Непохоже, да? – Похоже на край света. Он молча покивал с серьезным видом. Мы курили, вдыхая аромат травы и запах куриного помета. Сигаретный дым плыл низко – он казался нам дымом от сигнальных костров. – Там натянута металлическая сетка, – сказал преподаватель испанского, выставил вперед руку, как стрелок на тренировке, и ткнул пальцем в темноту. Напрягая зрение, я смог различить что-то похожее на сетку. – Пройдите вдоль сетки метров триста. Упретесь в склад. – Склад? Он кивнул, не глядя на меня. |
