Это была единственная область, где я мог чем-то гордиться.
– А я вообще ничем не могу.
– Значит, тебе и терять нечего.
Она снова задумалась. Я тем временем доел спагетти. Потом достал из холодильника джинджер-эль.
– В том, что может когда-нибудь потеряться, большого смысла нет. Ореол вокруг потери – ложный ореол.
– Кто это сказал?
– Не помню, кто. Но это правда.
– А разве в мире есть что-нибудь, что не может потеряться?
– Я верю, что есть. И тебе лучше в это верить.
– Постараюсь.
– Возможно, я слишком большой оптимист. Но не такой уж и дурак.
– Я знаю...
– Не хочу хвастаться, но это гораздо лучше, чем наоборот.
Она кивнула.
– Значит, ты сегодня вечером идешь играть в пинбол?
– Ага.
– Подними-ка руки.
Я поднял обе руки к потолку. Она внимательно обследовала свитер у меня подмышками.
– Все в порядке, иди играй.
Встретившись в той же кофейне, что и в прошлый раз, мы сразу взяли такси. «Прямо по Мэйдзи-дори», – сказал таксисту преподаватель испанского. Такси тронулось, он достал сигаре-ты, закурил и угостил меня. На нем был серый костюм и голубой галстук с тремя диагональ-ными полосками. Рубашка тоже голубая, но несколько светлее галстука. На мне – синие джинсы и серый свитер, а на ногах – закопченные армейские ботинки. Я напоминал студента-двоечника, вызванного в профессорский кабинет.
Мы пересекли улицу Васэда. «Еще дальше?» – спросил таксист. «На Мэдзиро-дори», – ска-зал преподаватель. Такси повернуло на улицу Мэдзиро.
– Так далеко? – спросил я.
– Далековато, – ответил он и вынул вторую сигарету. Я следил за пейзажем, состоящим из бегущих за окном торговых рядов.
– Попотел изрядно, пока нашел, – сказал он. – Сначала прошелся по списку фанатов. Там человек двадцать, со всей страны, не только из Токио. Связался с каждым; результат – нулевой. Сверх того, что нам уже известно, никто ничего не знал. Потом вышел на предпринимателя, ко-торый занимается подержанными автоматами. Найти его было несложно – сложным оказалось вытрясти из него список автоматов, которые через него прошли. Огромное количество!
Я кивнул, глядя, как он закуривает.
– Помогло то, что я смог точно указать отрезок времени. Февраль семьдесят первого года или около того. Это облегчило поиски – и я нашел то, что искал. «Гилберт и сыновья», «Ракета», серийный номер 165029. Утилизована третьего февраля семьдесят первого года.
– Утилизована?
– Сдана в металлолом. Помните «Голдфингер» с Джеймсом Бондом? Под пресс – и в пере-плавку. Или на морское дно.
– Но вы говорили...
– Слушайте дальше. Я подумал тогда, что все ясно, поблагодарил его и вернулся домой. Но на душе что-то скребло. Какой-то внутренний голос шептал, что дело обстоит иначе. На сле-дующий день я сходил к нему еще раз, узнал адрес пункта по переработке металлолома – и от-правился туда. Полчаса понаблюдал, что они делают с металлоломом, а потом зашел в контору и дал им свою визитную карточку. На неискушенных людей карточка университетского препода-вателя обычно производит впечатление.
В начале он говорил размеренно, но потихоньку его речь превратилась в скороговорку. Не знаю почему, но это действовало мне на нервы.
– Я сказал им, что пишу книгу и что для книги мне нужно знать, как перерабатывается ме-таллолом. Они согласились помочь. Но о пинбольной машине, которая попала к ним в феврале семьдесят первого года, не знали ничего. Понятное дело, два с половиной года прошло, а тут такие детали... Им ведь что – свалили в кучу, раздавили, да и все. Тогда я задал еще один вопрос. |