– Зайдите, – коротко приказал Пэнки.

Секретарь тотчас очутился в кабинете, почтительно наклонил голову, ожидая новых приказаний.

– Сядьте.

Секретарь сел, вынул блокнот, приготовился.

– Не надо записывать. Кто возглавляет адвокатское бюро Феликса Крукса после его смерти?

– Сын – Феликс Крукс‑младший.

– Там хранится завещание нашего босса.

– Возможно, сэр.

– Я сказал: там хранится  завещание Цезаря Фигуранкайна. Пригласите завтра утром Феликса Крукса‑младшего ко мне.

– Да, сэр.

Когда секретарь вышел, Пэнки снова подпёр голову руками. Прошептал чуть слышно:

– Ты сам виноват, Цезарь… Другого выхода нет… Что‑то похожее на стон вырвалось из его впалой груди.

Вместо эпилога

ЭТО НЕ КОНЕЦ…

«Поводов для оптимизма все меньше… С каждым днём растут запасы оружия, все более разрушительного и чудовищного. Земля уже прогибается под его тяжестью… Безработица, инфляция, отравление природы, насилие, терроризм, региональные военные конфликты – таков наш мир… Гибнут люди в Никарагуа, Ливане, Анголе, в бессмысленнейшей ирано‑иракской войне. Голодают сотни миллионов в Азии, Африке, Латинской Америке, а миллиарды долларов текут на вооружения…

Лишь раз за минувшие двадцать лет я почувствовала себя по‑настоящему оптимисткой. Это было в день подписания хельсинкских соглашений. Показалось, что человечество повернёт на путь разума, к подлинной разрядке, мирному сосуществованию, разоружению. Я тогда ещё работала в Москве. Не слишком много лет прошло, а как все изменилось…»

Мэй вздохнула, захлопнула блокнот. «Зачем пишу это? Застарелая привычка стареющей журналистки, у которой все в прошлом и ничего впереди».

Она встала, подошла к окну, подняла раму. Ночь пахнула влажной духотой. Внизу искрился россыпями огней её Лос‑Андж, который когда‑то она так любила. Мэй оперлась о подоконник, бездумно вглядываясь в мерцание миллионов разноцветных искр, жёлто‑оранжевую подсветку бульваров, багровые сполохи реклам. По хайвеям бежали реки света – поток машин не редел и к ночи.

«Что ж, город как город – не хуже и не лучше многих других. Богатый, ярко освещённый, кичащийся роскошью, раздувающийся от гордыни и тщеславия и одновременно больной, несчастный, в червоточинах нищеты и отчаяния».

Где‑то вдалеке возник стонущий звук полицейской сирены, он то замолкал, то прорывался снова – настойчивый, тревожный, остерегающий. Кто‑то убегает, кто‑то пытается поймать… Каждую ночь там внизу совершаются сотни преступлений. Убивают, грабят, калечат, насилуют, отравляют, давят машинами и душат в машинах. А сколько голодных, запуганных, измученных тоской, одиночеством, отчаянием в этом океане огней. Сколько готовых уйти из жизни, готовых стать преступниками. Город как город!.. Прекрасный и отвратительный. Пенящийся от наслаждений и омертвелый, опустошённый…

Зябко передёрнув плечами, Мэй закрыла окно. Вот и она – по‑прежнему одна… Всю жизнь одна… Когда они встречались со Стивом последний раз? Когда встретятся снова и встретятся ли?.. Он продолжает балансировать на лезвии риска – донкихот конца XX века, благородный гангстер, за голову которого назначены награды. Чего он добился вместе со своим другом – мечтателем и разорившимся миллионером Цезарем? Выход из игры их злого гения Пэнки обернулся крахом «империи». Цезарь возвратился к своим древним рукописям, Стив вынужден скрываться, а ОТРАГ продолжает существовать… Шквал разоблачительных статей, пронёсшийся несколько лет назад, не причинил «змеиной норе» большого вреда.