- Разве, может, шамую капельку поменьше.
Мистер Бенсингтон, по обыкновению, обошел всю ферму, но нигде не задерживался и поспешил вернуться к новому выводку. По правде говоря, он и
надеяться не смел на подобный успех. Наука развивается так медленно, и пути ее так извилисты; вот выношена блестящая идея, но, пока она
воплотится в жизнь, почти всегда тратишь долгие годы труда и изобретательности, а тут... тут не ушло и года на испытания - и вот она создана,
настоящая Пища богов! Замечательно, даже не верится! Ему больше не надо питаться одними лишь смутными надеждами - неизменной опорой ученого
воображения! По крайней мере так казалось Бенсингтону в тот час.
Он вернулся к проволочной сетке и снова и снова во все глаза глядел на свое поразительное создание - на цыплят-великанов.
- Дайте-ка сообразить, - сказал он. - Им десять дней. А ведь они, если не ошибаюсь, раз в шесть-семь больше обыкновенных цыплят...
- Шамое время нам прошить прибавки, - сказал жене мистер Скилетт. Видишь, он рад до шмерти! Больно мы ему угодили тем выводком, что в
дальнем загоне.
Он наклонился к самому уху миссис Скилетт, заслоняя рот ладонью.
- Думает, это они от его дурацкого порошка так вырошли.
И мистер Скилетт хмыкнул, подавляя смешок.
Поистине, в этот день мистер Бенсингтон чувствовал себя именинником. И ему вовсе не хотелось придираться к мелочам. Правда, при свете этого
солнечного дня, как никогда, бросалось в глаза, что Скилетты - неряхи и хозяйничают спустя рукава. Но он ни разу не повысил голос. В изгородях
загонов кое-где оказались дыры и прорехи, но он удовольствовался объяснением Скилетта, что тут виноваты "лиша или шобака, а может, еще какой
зверь". Потом мистер Бенсингтон заметил, что инкубатор давно не чищен.
- Ваша правда, сэр, - со смиренной улыбочкой, скрестив руки на груди, ответила миссис Скилетт. - Только когда ж нам их чистить? Поверите,
за все время минутки свободной не было...
Скилетт жаловался, что их одолевают крысы, надо ставить капканы, и мистер Бенсингтон поднялся на чердак; норы и впрямь оказались громадные,
и вокруг - грязь и мерзость запустения, а ведь здесь хранили и смешивали с мукой и отрубями Пищу богов! Скилетты принадлежали к той породе
людей, что никак не могут расстаться с битой посудой, со старыми пустыми коробками, банками и склянками, - весь чердак был завален этим хламом.
В углу медленно гнила сваленная Скилеттом на хранение куча яблок; с гвоздя, вбитого в скошенный потолок, свисало несколько кроличьих шкурок, на
которых Скилетт собирался испробовать свои скорняжные таланты ("по чашти мехов я первый знаток", - сообщил он).
Глядя на этот хаос, мистер Бенсингтон неодобрительно морщился, но шум поднимать не стал и даже при виде осы, которая лакомилась из аптечной
фарфоровой баночки Гераклеофорбией номер четыре, только заметил кротко, что не следует держать этот порошок открытым, не то он отсыреет.
А потом, забыв обо всех этих досадных мелочах, он сказал Скилетту то, что все время было у него на уме:
- Знаете, Скилетт... надо бы зарезать одного из тех цыплят... как образец. Давайте сегодня же и зарежем, и я его захвачу с собой в Лондон.
Он притворился, будто разглядывает что-то в другой аптечной баночке, потом снял очки и тщательно протер.
- Мне бы хотелось, - продолжал он, - очень бы хотелось сохранить что-нибудь на память. |