.. И в этот момент — быть может, самый торже¬ственный в моей жизни, — когда я пребы¬ваю буквально на седьмом небе от счастья, готов признаться тебе в любви, — что же я слышу? В самый, повторяю, ответственный миг. Моя любимая холодным, безразличным голосом осмеливается — вот именно осмели¬вается — спрашивать меня... о работе!..
— О, прости меня, я так виновата! — вос¬кликнула Пернел, ужаснувшись, какую боль она ему причинила. — Я понимаю, как это взбесило тебя.
— Да, я был взбешен, это правда. Но мне следует извиниться за глупое замечание о клиентах, добивавшихся своих целей через постель. Неудивительно, что ты ударила ме¬ня!
— Я подумала — ты ответишь мне тем же!
— Я был вне себя и решил — лучше по¬скорее удалиться. Но не прошло и двадцати минут, как мне расхотелось уезжать в Лон¬дон — ведь ты, твоя дверь так близко...
— Ты все еще был очень расстроен? — Она всем сердцем разделяла его тогдашнее состояние, не думая о своем, а просто веря ему.
— Еще как! — с притворной свирепостью подтвердил он. — В понедельник я в первую очередь рассмотрел просьбу Йоланда, а по¬кончив с этим, стал все расставлять по по¬лочкам. Во вторник утром, казалось мне, на¬шел ответы на все вопросы и собрался вече¬ром ехать в Миртл. Но поговорить с тобой не терпелось, и я позвонил днем в твой офис.
— Ты был не лучшего мнения обо мне.
— О нет, ты для меня стала олицетворе¬нием всего прекрасного. Но я... в тот момент я швырнул трубку, потому что еще кипел от злости. Попросил своего секретаря позвонить Йоланду и сообщить, что дело его улажено. После этого мне становилось все хуже — то ярость, то боль, то чувство вины, — и я ре¬шил больше не встречаться с тобой.
— Мне так жаль, Хантер! — простонала Пернел.
Внутри у нее все переворачивалось, — по¬разительно: уверенный, сильный Хантер страдал... так же, как она сама все это время.
— В пятницу, — продолжал он, сжимая ее плечи, — я получил написанное лично Йоландом письмо с выражением благодарности, но даже не подозревал, что ты не принимала участия в его составлении.
— А сюда ты приехал вчера в полдень?
— Меня чуть удар не хватил, когда я уви¬дел плакат «Продается» в твоем саду. Хотел тут же позвонить тебе, выяснить, в чем дело, но наш последний разговор... сама понима¬ешь. Время к семи, тебя нет... В страшном смятении нашел я номер домашнего телефо¬на Йоланда, позвонил ему.
— Позвонил Майку? Ты?!
— Ну, конечно же! И правильно сделал! Мне сообщили, что ты поехала в Йовил. Ад¬реса они не знали; не знали и фамилии тво¬ей матери после ее замужества.
— Ах, Хантер! — задохнулась Пернел. Знай он фамилию матери, поняла она, — сразу позвонил бы ей в Йовил. А может, еще вчера приехал бы туда.
— Я даже связался с агентом по недвижимости, но и он понятия не имел, где ты на¬ходишься. И вот с тех пор, дорогая моя, я страдал в ожидании тебя, прислушивался к звукам каждой проезжающей машины.
Пернел лишь глубоко вздохнула. Он взял ее руки и долго смотрел в ее повлажневшие карие глаза.
— Неужели, дорогая моя, дорогая Пернел, я понял тебя неправильно, и ты любишь ме¬ня... «немножко»?
Пернел с трудом сдерживалась, слова при¬знаний рвались наружу. Высказать бы ему все-все... Но ее гордость и скромность еще перевешивали ситуацию.
— Сейчас ко мне вернулась способность здраво мыслить. Скажи, верно ли, что в про¬шлое воскресенье, во время нашего разгово¬ра, ты была так эмоционально возбуждена, что говорила...
На сей раз Пернел собрала все свое муже¬ство:
— Я говорила так, потому что боялась — ты догадаешься о. |