И с тобой не
буду.
- Нет? - сказал Роберт Джордан и почувствовал, как что-то снова подступило у
него к горлу. - Это хорошо. У меня нет времени на женщин, что правда, то правда.
- И пятнадцати минут нет? - поддразнил его цыган. - И четверти часика?
Роберт Джордан смолчал. Он смотрел на эту девушку, Марию, и у него так
сдавило горло, что он не решался заговорить.
Мария взглянула на него и засмеялась, потом вдруг покраснела, но глаз не
отвела.
- Ты покраснела, - сказал ей Роберт Джордан. - Ты часто краснеешь?
- Нет, никогда.
- А сейчас покраснела.
- Тогда я уйду в пещеру.
- Не уходи, Мария.
- Уйду, - сказала она и не улыбнулась. - Сейчас уйду в пещеру. - Она подняла
с земли железную сковороду, с которой они ели, и все четыре вилки. Движения у
нее были угловатые, как у жеребенка, и такие же грациозные.
- Кружки вам нужны? - спросила она.
Роберт Джордан все еще смотрел на нее, и она опять покраснела.
- Не надо так, - сказала она. - Мне это неприятно.
- Уходи от них, - сказал ей цыган. - На. - Он зачерпнул из каменной миски и
протянул полную кружку Роберту Джордану, следившему взглядом за девушкой, пока
та, пригнув голову у низкого входа, не скрылась в пещере с тяжелой сковородой.
- Спасибо, - сказал Роберт Джордан. Теперь, когда она ушла, голос его звучал
как обычно. - Но больше не нужно. Мы уж и так много выпили.
- Надо прикончить, - сказал цыган. - Там еще полбурдюка. Мы одну лошадь
навьючили вином.
- Это было в последнюю вылазку Пабло, - сказал Ансельмо. - С тех пор он так и
сидит здесь без дела.
- Сколько вас здесь? - спросил Роберт Джордан.
- Семеро и две женщины.
- Две?
- Да. Еще mujer [женщина, жена (исп.)] самого Пабло.
- А где она?
- В пещере. Девушка стряпает плохо. Я похвалил, только чтобы доставить ей
удовольствие. Она больше помогает mujer Пабло.
- А какая она, эта mujer Пабло?
- Ведьма, - усмехнулся цыган. - Настоящая ведьма. Если, по-твоему, Пабло
урод, так ты посмотри на его женщину. Зато смелая. Во сто раз смелее Пабло. Но
уж ведьма - сил нет!
- Пабло раньше тоже был смелый, - сказал Ансельмо. - Раньше он был настоящий
человек, Пабло.
- Он столько народу убил, больше, чем холера, - сказал цыган. - В начале
войны Пабло убил больше народу, чем тиф.
- Но он уже давно сделался muy flojo [очень слаб (исп.)], - сказал Ансельмо.
- Совсем сдал. Смерти боится.
- Это, наверно, потому, что он стольких сам убил в начале войны, -
философически заметил цыган. - Пабло убил больше народу, чем бубонная чума.
- Да, и к тому же разбогател, - сказал Ансельмо. - И еще он пьет. Теперь он
хотел бы уйти на покой, как matador de toros. Как матадор. А уйти нельзя.
- Если он перейдет линию фронта, лошадей у него отнимут, а его самого заберут
в армию, - сказал цыган. - Я бы в армию тоже не очень торопился.
- Какой цыган любит армию! - сказал Ансельмо.
- А за что ее любить? - спросил цыган. - Кому охота идти в армию? Для того мы
делали революцию, чтобы служить в армии? Я воевать не отказываюсь, а служить не
хочу.
- А где остальные? - спросил Роберт Джордан. Его клонило ко сну после
выпитого вина; он растянулся на земле, и сквозь верхушки деревьев ему были видны
маленькие предвечерние облака, медленно плывущие над горами в высоком испанском
небе. |