Любопытно, есть ли у него сапоги, или он так и ездит в этих альпаргатах, подумал
Роберт Джордан. Наверно, у него полная экипировка есть. Но мне не нравится в нем
эта печаль, подумал он. Это нехорошая печаль. Так печальны бывают люди перед
тем, как дезертировать или изменить. Так печален бывает тот, кто завтра станет
предателем.
Заржала лошадь впереди, в чаще, куда солнце едва проникало сквозь густые,
почти сомкнутые верхушки сосен, и тогда между коричневыми стволами он увидел
огороженный веревкой загон. Лошади стояли, повернув головы в сторону
приближавшихся людей, а по эту сторону веревки, под деревом, лежали кучей седла,
прикрытые брезентом.
Когда они подошли совсем близко, старик и Пабло остановились, и Роберт
Джордан понял, что он должен повосхищаться лошадьми.
- Да, - сказал он. - Просто красавцы. - Он повернулся к Пабло. - У тебя тут
своя кавалерия.
В загоне было всего пять лошадей - три гнедых, одна буланая и одна пегая.
Роберт Джордан окинул взглядом их всех и затем стал присматриваться к каждой в
отдельности. Пабло и Ансельмо знали им цену, и Пабло стоял рядом, гордый и уже
не такой печальный, и любовно глядел на них, а у старика был такой вид, словно
это он преподнес Роберту Джордану неожиданный сюрприз.
- Что, нравятся? - спросил он.
- Все - моя добыча, - сказал Пабло, и Роберту Джордану приятно было, что в
голосе у него звучит гордость.
- Вот этот хорош, - сказал Роберт Джордан, указывая на одного из гнедых,
крупного жеребца с белой отметиной на лбу и белой левой передней ногой.
Это был красавец конь, словно сошедший с картины Веласкеса.
- Они все хороши, - сказал Пабло. - Ты знаешь толк в лошадях?
- Да.
- Тем лучше, - сказал Пабло. - Видишь ты у них какие-нибудь недостатки?
Роберт Джордан понял; это проверка его документов человеком, который не умеет
читать.
Лошади по-прежнему стояли, подняв головы, и смотрели на Пабло. Роберт Джордан
пролез под веревкой и хлопнул пегую по крупу. Прислонившись к дереву, он
внимательно смотрел, как лошади кружат по загону, еще раз оглядел их, когда они
остановились, потом нагнулся и вылез.
- Буланая прихрамывает на правую заднюю, - сказал он Пабло, не глядя на него.
- У нее в копыте трещина. Правда, если подковать как следует, это дальше не
пойдет, но долго скакать по твердому грунту ей нельзя, копыто не выдержит.
- Мы ее так и взяли, с трещиной в копыте, - сказал Пабло.
- У самой лучшей твоей лошади, у гнедого с белой звездой, на бабке оплыв,
который мне не нравится.
- Это пустяки, - ответил Пабло. - Он зашиб ногу три дня назад. Было бы
что-нибудь серьезное - уже сказалось бы.
Он откинул брезент и показал седла. Два седла были простые, пастушеские,
похожие на седла американских ковбоев, одно очень нарядное, с цветным тиснением
и тяжелыми закрытыми стременами, и два - военные, черной кожи.
- Мы убили двух guardia civil [жандармы (исп.)], - сказал он, объясняя
происхождение военных седел.
- Это серьезное дело.
- Они спешились на дороге между Сеговией и Санта-Мария-дель-Реаль. Они
спешились, чтобы проверить документы у крестьянина, который ехал на телеге. Вот
нам и удалось убить их так, что лошади остались целы.
- И много патрульных вы убили? - спросил Роберт Джордан.
- Несколько человек, - ответил Пабло. - Но так, чтоб лошади остались целы,
только этих двух.
- Это Пабло взорвал воинский эшелон у Аревало, - сказал Ансельмо. |