|
- По ту сторону гор теперь много людей, которые раньше там не жили. Ты откуда родом? - Из Авилы. Что ты будешь делать с динамитом? - Взорву мост. - Какой мост? - Это мое дело. - Если он в этих краях, тогда это мое дело. Нельзя взрывать мосты вблизи от тех мест, где живешь. Жить надо в одном месте, а действовать в другом. Я свое дело знаю. Кто прожил этот год и остался цел, тот свое дело знает. - Это мое дело, - сказал Роберт Джордан. - Но мы можем обсудить его вместе. Ты поможешь нам дотащить мешки? - Нет, - сказал Пабло и мотнул головой. Старик вдруг повернулся к нему и заговорил яростно и быстро на диалекте, который Роберт Джордан понимал с трудом. Это было так, словно он читал Кеведо. Ансельмо говорил на старом кастильском наречии, и смысл его слов был приблизительно такой: "Ты животное? Да. Ты скотина? Да, и еще какая. Голова у тебя есть на плечах? Нет. Не похоже. Люди пришли с делом первейшей важности, а ты заботишься о том, как бы не тронули твое жилье, твоя лисья нора для тебя важнее, чем нужды всех людей. Важнее, чем нужды твоего народа. Так, так и перетак твоего отца. Так и перетак тебя самого. Бери мешок!" Пабло опустил глаза. - Каждый должен делать, что может, и делать так, чтоб это было правильно, - сказал он. - Мой дом здесь, а действую я за Сеговией. Если ты здесь устроишь переполох, нас выкурят из этих мест. Мы только потому и держимся в этих местах, что ничего здесь не затеваем. Это правило лисицы. - Да, - с горечью сказал Ансельмо. - Это правило лисицы, а нам нужен волк. - Скорей я волк, чем ты, - сказал Пабло, и Роберт Джордан понял, что он понесет мешок. - Хо! Хо! - Ансельмо поглядел на него. - Ты скорей волк, чем я, а мне шестьдесят восемь лет. Он сплюнул и покачал головой. - Неужели тебе так много лет? - спросил Роберт Джордан, видя, что все пока улаживается, и желая этому помочь. - Шестьдесят восемь будет в июле. - Если мы доживем до июля, - сказал Пабло. - Давай я помогу тебе дотащить мешок, - сказал он Роберту Джордану. - Второй оставь старику. - Он говорил теперь уже не угрюмо, но скорей печально. - У старика сил много. - Я свой мешок понесу сам, - сказал Роберт Джордан. - Нет, - сказал старик. - Дай этому силачу. - Я понесу, - сказал Пабло, и печаль, которая теперь слышалась в его голосе, заставила насторожиться Роберта Джордана. Он знал эту печаль, и то, что он почувствовал ее в этом человеке, встревожило его. - Тогда дай мне карабин, - сказал он, и когда Пабло протянул ему карабин, он перекинул его за спину, и они двинулись вверх, старик и Пабло впереди, он за ними, карабкаясь, подтягиваясь, цепляясь за выступы гранитной скалы, и наконец, перебравшись через нее, они очутились на зеленой прогалине среди леса. Они пошли стороной, огибая этот зеленый лужок, и Роберт Джордан, который теперь, без ноши, шагал легко, с удовольствием ощущая за плечами прямизну карабина вместо изнурительной и неудобной тяжести рюкзака, заметил, что трава местами выщипана и в земле остались ямки от кольев коновязи. Дальше виднелась тропка, протоптанная там, где лошадей водили на водопой, и кое-где лежали кучки свежего навоза. На ночь они пускают сюда лошадей пастись, а днем держат в чаще, чтобы их не могли увидеть, подумал он. Любопытно, много ли лошадей у этого Пабло. Ему вспомнилось, что штаны у Пабло вытерты до блеска на коленях и с внутренней стороны ляжек, он заметил это сразу, но как-то не придал значения. |
