Один из ментов сел у задней дверцы. После чего ее заперли снаружи.

Сквозь зарешеченное окно «газика» виднелись заснеженные улицы, здания в стиле русского провинциального классицизма, о которых еще утром пол-дня рассказывала девушка — экскурсовод. И даже великая русская река, о которой он столько слышал от родителей…

Посреди дороги блатной малый — любитель восточной музыки, из-за которого все началось, решил снова обратить на себя внимание.

На этот раз — прямо в милицейском «газике», благо ни для кинолога, сидевшего с собакой у самой кабины, ни для высокого курносого мента в штатском с обветренным лицом у самой дверцы, он был практически недосягаем.

Кинолог держал собаку за морду, чтобы она не искусала ближайшего к ней кавказца, а опер контролировал дверь.

— Эй, ты! — громко обратился к Крончеру все тот же малый, выплюнув сигарету изо рта. Физиономия его в ссадинах и синяках- была похожа на лоскутное одеяло. — Хочешь я тебе глаза выну?

Он соорудил из двух пальцев вилку и поднял их на уровень лба повидимому, не привыкшего к таким номерам израильского полицейского.

— Говори: хочешь? Что молчишь?!

Все в «газике» теперь уставились на него.

Он уже не мог взять свои слова назад. Базар состоялся. А за базар надо платить!

Алекс поколебался. Сказать: «Только попробуй!» — ударит! Смолчать? Трусость его только подстигнет…

Курносый опер, с обветренным лицом рядом с дверцей, попытался что-то сказать. Но малый только отмахнулся:

— А ты молчи, козел…

Он зарвался окончательно. Менты не прощают такое. Опер уже считал последние заснеженные повороты. «Газик» подъезжал к горотделу.

— Ну! Че молчишь? — Два пальца угрожающе качнулись перед лицом.

Опасность подсказала Крончеру нужную линию поведения. Выиграть время.

Сказал спокойно, глядя в бешенные глаза:

— Да, ладно. Чего заводиться?! Смотри, какой пес здоровый… На нас глядит.

Малый еще дергался, но интерес братвы к нему был уже утерян. «Газик» въехал во двор горотдела. Все смотрели в окошки. Куда поедут? Слевадежурка, с Изолятором временного содержания за выбеленной стеной, забранные железом окошки. Справа — двухэтажное длинное здание: собственно Костромской городской отдел внутренних дел…

Во дворе уже ждали. Дверцу открыли снаружи.

— По одному в дежурку! Руки за голову!..

Курносый опер, приехавший в воронке, сразу же тяжеловато посмотрел на «отмороженного», выступавшего по дороге, и на Крончера, этот был как бы потерпевшей стороной.

Малый мгновенно протрезвел, он все понял. За базар придется платить. Теперь он старался держаться в срединке, между кавказцами.

— Я беру этих двоих к себе… — опер показал дежурному на обоих.

— Забирай…

— Никуда не пойду. Я вас… Что мне сделаете?

Малый оказался бывалым. С ходу спустил с себя штаны, трусы, скинул пальто, куртку. Стоял голый, в носках и ботинках. Одежда ваялялась рядом.

Женщина, сунувшаяся, было, к дежурному с жалобой то ли на соседа, то ли на мужа, выскочила из кабинета как ошпаренная.

— Ничего, — опер позвал кого-то из коллег. — Разберемся.

Вдвоем они накинули хулигану на плечи пальто и крепко взяли под руки.

— Я сам. Пусти… — вырывлся тот.

— Ничего, милок, мы поможем…

Они повели его к двери. Крончер двинулся сзади.

— Кстати: про какого там козла ты говорил по дороге?! поинтересовался опер.