Танцуя, она несколько раз стрельнула в Алекса белесым, как презерватив, пузырем жевательной резинки и, радуясь произведенным эффектом, беззвучно рассмеялась:

— Гы-ы-ы…

Лицо у нее было в веснушках, нос слегка курносый. Самой впечатляющей деталью внешности был изрядных размеров рот.

Спьяна Алекс и сам принялся хохотать. В такой ртище — не то что ложка — огнетушитель бы поместился. Его бы на обложку порнографического журнала.

Между губ у нее снова возник еще больший пузырь- презерватив, но и он лопнул с мокрым треском, рассыпавшсь мельчайшими брызгами слюны.

— Ты хорошенький, армян! Не глаза, а глазищи! И улыбаешься как… Ну, артист, вот артист…

Потом последовал второй стакан. Алекс ощупал девице сиськи и сказал, что они похожи на дыни. Коллеги делали вид, что ничего не видят и не слышат. У них, наверное, таких телок пруд пруди.

— Давай трахнемся, — предложил он ей.

— Здесь, что ль? — гмыкнула она.

— А что? — сказал он и стал расстегивать штаны. Девица, поглядывая на милиционеров, зашлась от хохота,

В глазах ее блеснули озорные искорки, а ртом она издала неприличный звук:

— Где это такие кукурузы выращивают? У армян, что ль?

Но капитан в форме их жестко одернул, и Алекс на минуту опомнился.

Коллеги тихо пели. Хорошо пели. Или, может, так ему казалось? Песня была старинная, по-русски протяжная и печальная.

У него закипело в глазах. Хотелось обнять всех и выплакаться. Голова его упала на плечо капитана. Тот погладил его по волосам. Как отец — сына.

Алекс отключился…

Он уже не видел, как подошел к столу хозяин ресторана и, протянув счет, понимающе глянул на полутруп на плече капитана:

— А, может, посмотреть? Может, где снаружи лежат…

— Да нет…

Прилично разогретые костромские коллеги, пошатываясь, полезли по карманам, потянули из заначек… Внезапно проснувшийся израильтянин стукнул кулаком по столу:

— Всем назад! Кому из нас платят получку долларами?!

Он достал кошелек.

Снова появился «газик». Новые друзья воодрузили израильского коллегу на сиденье, словно хрупкий, из хрусталя сервиз, и погнали к гостинице.

Вводили его вместе с хихикающей девицей.

Виктор и Анастасия сидели в фойе: они уже связались по телефону с милицей и выяснили, где их подопечный.

Девица пела и размахивала сумкой. Милиционеры демонстрировали абсолютную трезвость, что им не очень удавалось.

Виктор сморщился, словно угодил в блевотину. Анастасия, закрыв глаза и сжав до боли губы, отвернулась.

На лицах у регистраторш плавали сонными рыбами понимающие ухмылки.

— Чего, — твердо сказал им милицейский капитан в форме. — В первый раз видете, да?

Выражение его лица ничего хорошего не предвещало, и гостиничные сразу же успокоились.

— Давай лифт, — бросил жестко капитан одной из них.

Она послушно пошла вызывать лифт. Потом Алекса проталкивали в его узкую дверь. Лифт сотрясался от усилий доброхотов.

— Правей, ну! Да куда же ты? Правей, сказал тебе…

Ключ в двери крутился и никак не мог попасть в замок. В конце концов, дверь отворилась и все ввалились в открывшийся проем.

— Клади на кровать! — раздался срывающийся от напряжения голос курносого. — А ты, чтоб здесь осталась. — Приказал он слегка притихшей девице. — Пока не проспится. И не давай ему ложиться на спину: сразу переворачивай…

— Наклюкался, — с омерзением бросила Анастасья.

Виктор пожал плечами. Он эту историю близко к сердцу не принимал.