Виктор пожал плечами. Он эту историю близко к сердцу не принимал. Да какое ему, в конце-концов, дело до этого идиота?!

Они сидели в номере Анастасии. Она — перед зеркалом, он — уставившись в телевизор.

Виктор снял телефонную трубку.

— Далеко звонишь?

— В турбюро. Вдруг что-нибудь проклюнулось…

— Напрасно торопишься: тише едешь, дальше будешь, — выдавила она, не разжимая губ. В них была кисточка: она подкрашивала ресницы.

Виктор не среагировал и снял трубку. Он набирал номер. Сначала было несколько гудков, потом — записанный на автоответчике и чуть дребезжащий из — за расстояния голос.

— Я по объявлению! Мог бы вам помочь. Свой телефон оставить не могу. Сами понимаете. Позвоню завтра. Перед обедом…

Виктор свистнул и выразительно посмотрел на Настю. Что это она там сейчас говорила?

На ее лице застыло выражение напряженного ожидания.

Вот и красивой ее не назовешь, мелькнуло в голове Виктора, а есть что — то такое, что не во всякой женщине обнаружишь, что не даст пройти. Невольно взгляд но бросишь.

Он еще раз оглядел ее: медные пряди волос, ясные серые глаза, правильно очерченные губы…

Она подошла к нему. Смотрела настороженно, словно спрашивала: неужели началось?

Виктор позвонил вниз, спросил, когда поезд. Положил трубку.

— Пошли будить заморского дружка. Возвращаемся в Москву через два часа. Полно дел еще.

Анастасия пожала плечами и отвернулась.

— Ну уж нет, сестрица! — насмешливо бросил он. — Пойдешь со мной. Его, может, еще приводить в себя надо: поможешь…

По ее лицу пробежала гримаса.

— Там эта блядь…

— Вот уж не думаю, — недобро усмехнулся он. — Не до нее ему…

Дверь в номер Алекса не была закрыта на замок. Девица, свернувшись калачиком, лежала на софе. Из под смятой миниюбки белыми похабными прожекторами светили здоровенные ляжки: таких только запрягать. А потом пахать, и пахать.

Вымазанный в рвоте израильтянин валялся на полу.

— А ну пошла! — толкнула деваху туфлем Анастасия.

— Че, — протянула та, спросонья. Еще не очухалась.

— Сказала, пошла, давай! — грубовато подтолкнула ее рукой Анастасия, и рукой и стала стягивать с софы.

Продрав глаза, девица тряхнула рыжей чолкой:

— Что я, дура, что ли? Плати прежде! Без денег не тро нусь!

Скривив рот и прищурившись, Виктор сунул руку Крончеру в нагрудный карман, вытащил и брезгливо протянул ей пятидесятидолларовую банкноту.

— Мало! — моргнула белесыми глазами деваха и втянула в себя воздух. — Давай еще столько же…

— Чего? — взбесился Виктор. — Сейчас я ментов приглашу. С ними будешь торговаться…

Он взялся за трубку телефона.

Девка поспешно схватила сумку и, подпрыгивая на ходу — туфля плохо оделась — рванула к двери.

— Эй! — Виктор принялся тереть в ладонях уши израильтянина. Очнись, мудила!..

Крончер выворачивался. Не давался.

Виктор стянул с него куртку, освободил одну руку и повернул Крончера на бок. Стал расстегивать одежду.

Алекс не открывал глаз.

— Эй, — начал закипать Виктор, — сказали тебе? Вставай, еврей!

— Ну да, еврей! Не араб! — подтвердил пьяно Алекс. — Можешь документы проверить. — Израильтянин…

Лишь дважды в жизни он почувствовал, что оба этих понятия сливаются воедино. И оба раза это было связано с уничтожением гитлеровцами еврейского населения Европы.