Впервые — когда еще в первом классе школы, услышав о шести миллионах погибших, горестно, со слезами на глазах спросил у отца:
— А где же была израильская армия?
А еще раз, когда ему и его сверстникам, старшеклассникам, приехавшим в Освенцим по программе школьного обучения, пришлось участвовать в массовом побоище с местными бритоголовыми — неонацистами со свастиками на куртках.
Чернышев стащил с него брюки и махнул рукой в сторону Анастасии:
— Давай в ванную его…
Они втащили его в ванную и открыли кран. Напор гудящей ледяной струи обрушился на обалдевшего Алекса.
— Зубур… — забормотал он. — Зубур!
— Чего он там? — спросил Виктор у Анастасии, но она пожала плечами.
— Черт его знает, на иврите, наверное, что — то значит…
Алекс задыхался, отряхивался, фыркал. Наконец, слегка протрезвевшими глазами взглянул на Виктора и Анастасию.
Попытался прикрыться рукой — не вышло. Он был совершенно мокрым. Короткие темные волосы посверкивали, по смуглому лицу стекали струи. Он уже приходил в себя.
Анастасия, пожав плечами, величественно удалилась.
— Через полтора часа поезд, — объяснил Виктор. — Может, хочешь остаться с костромскими ментами?
— С кем, с кем? — не понял Алекс.
— Ну, как их у вас там называют? С местными полицейскими…
— Едем!
Он начал одеваться.
Рубашка сразу прилипла к телу накрепко, словно ее приклеили столярным клеем и ее надо потом отдирать вместе с кожей.
Выйдя из ванной и стряхивая с себя капли, обратился к Анастасии.
— Есть у вас сушилка для волос?
Ни слова не говоря в ответ, она вышла и через пару минут вернулась с электроприбором.
— Что это на иврите у вас «Зубур — Зубур»?
Алекс обалдело уставился на Виктора.
— Да ты сам — то и вопил…
Алекс досадливо зажмурился.
— Это сленг. Армейский… Когда получаешь звание. И тебя в грязь голого, а потом еще из шланга поливают…
Виктор с усмешкой глядел на смуглого иностранца: темные, цвета круто заваренного кофе глазища, длинные ресницы. Хмыкнув, бросил:
— Головка бо-бо? Во рту ва-ва… Денежки тю-тю?
Крончер скривился.
— Хорош ты был! У вас чего? Не пьют, когда звания отмечают?
— Это почему же? Я только недавно обмывал «капитана». Перед самым вылетом…
День этот выдался долгим и беспокойным.
Он чувствовал себя в своей полицейской форме не очень к месту в уличном калейдоскопе карнавальных масок.
О командировке в Россию еще и речи не шло, хотя оставалось до нее чуть больше суток.
В Иерусалиме праздновали Пурим. Вокруг, взявшись за руки, разгуливали коты и жирафы. Дракула с омерзительной рожей и кривыми зубами в пасти, держал под руку Принцессу Диану. Петух флиртовал с кокетливой лисой…
Есть в этом дне что-то дерзкое, пьянящее, что сбивает с толку. Под ногами крутятся дети, визжат дудки, хлопают хлопушки, безостановочно трещали трещотки.
Обычно отдающая легким снобизмом улица Бен Йегуды, куда нет въезда транспорту, а магазины, кафе и пиццерии выставили наружу свои столики, чтобы посетители могли видеть фланирую щую толпу, превратилась в огромную сцену.
Кто-то стукнул Алекса пластиковым, полым изнутри молотком по фуражке: то ли счел, что он — тоже участник карнавала, то ли были у человека свои счеты с полицией.
Буквально, продираясь через толпу вниз, к Нахлат Биньямин, Алекс обратил внимание на то, что в связи с праздником как смело уличных музыкантов и певцов. |