Несколько лет назад Бергот приехал в Вену, когда я
был там послом, мне его представила княгиня Меттерних, он расписался и
изъявил желание, чтобы я его пригласил. Его писания - это в известной мере
(чтобы быть точным, скажем: в очень небольшой мере) гордость Франции -
Франции, которую я представлял за границей, и поэтому я посмотрел бы сквозь
пальцы на личную жизнь Бергота, хотя мне она и претит. Но путешествовал он
не один и рассчитывал, что я приглашу также его спутницу. Я человек не такой
уж строгой морали и, как холостяк, имел возможность чуть-чуть шире
растворять двери посольства, чем если б я был супругом и отцом семейства.
Тем не менее я должен сознаться, что есть черта, за которой распущенность
становится для меня нестерпимой и по контрасту с которой у меня вызывает еще
большее отвращение тот учительский, - скажем прямо: тот проповеднический
тон, каким Бергот рассуждает в своих книгах, состоящих из длиннейшего
психологического анализа, откровенно говоря - довольно слабого, из тягостных
раздумий, мучительных угрызений совести по пустякам, из празднословия (мы-то
хорошо знаем, как дешево стоят такого рода проповеди), а между тем в своей
личной жизни он проявляет полнейшую безответственность и цинизм. Словом, я
уклонился от ответа, княгиня настаивала, но - безуспешно. Так что я не
думаю, чтобы он питал ко мне особую приязнь и чтобы он был благодарен Свану
за то, что Сван пригласил нас с ним в один и тот же вечер. Впрочем, он мог и
попросить об этом Свана. С него все станется - ведь, в сущности, он же
человек больной. В этом его единственное оправдание.
- А дочь госпожи Сван была на этом ужине? - спросил я маркиза де
Норпуа, воспользовавшись моментом, когда мы переходили в гостиную и мне
легче было скрыть волнение, чем если б я неподвижно сидел за столом при
ярком свете.
У маркиза де Норпуа появилось выражение, как у человека, силящегося
что-то вспомнить.
- Девочка лет четырнадцати - пятнадцати? Да, да, я припоминаю, что
перед ужином ее представили мне как дочь нашего амфитриона. Должен вам
сказать, что я ее почти не видел - она рано ушла спать. А может быть, она
ушла к подругам - я уж теперь не помню. Однако вы, как видно, имеете полное
представление о семействе Свана.
- Я играю с мадмуазель Сван на Елисейских полях. Она чудная девочка.
- Ах, вот оно что, вот оно что! Я тоже нахожу, что она прелестная
девочка. Но все-таки я, ни в коей мере не желая задеть ваше пылкое чувство,
позволил бы себе заметить, что ей всегда будет далеко до матери.
- Мне больше нравится мадмуазель Сван, но я и от ее матери в восторге:
я хожу в Булонский лес только чтобы увидеть ее.
- Я им скажу - они обе будут крайне польщены. Когда маркиз де Норпуа
произносил эти слова, он, как и все, при ком я говорил, что Сван - умный
человек, что его родные - почтенные биржевые маклеры, что у него прекрасная
семья, все еще полагал, что я и о ком-нибудь другом буду с жаром говорить
как об умном человеке, об его родных - как о почтенных биржевых маклерах, об
его семье - как о прекрасной семье; это был тот момент, когда человек в
здравом уме разговаривающий с сумасшедшим, еще не успел заметить что перед
ним сумасшедший. |