Так как вследствие разницы в расписании уроков некоторые
подруги, приглашенные Жильбертой на чашку чая, вынуждены были уходить, когда
другие являлись, то я уже на лестнице слышал долетавший из передней говор, и
этот говор задолго до того, как я добирался до последней ступеньки, обрывал
мои связи, - так волновала меня мысль об участии в величественной церемонии,
- с повседневной жизнью, обрывал столь стремительно, что потом уже я забывал
снять шарф, когда мне становилось жарко, или посмотреть на часы, чтобы
вовремя прийти домой. Даже лестница, сплошь деревянная (как в тех домах, что
строились тогда в стиле Генриха II - стиле, которым долго увлекалась Одетта,
но от которого она потом все-таки отказалась), с объявлением, какого не было
на нашей лестнице: "Спускаться на лифте воспрещается", представлялась мне
чудесной, и, описывая ее моим родителям, я сказал, что это старинная
лестница и что Сваи привез ее откуда-то издалека. Любовь к истине была во
мне до того сильна, что я не задумываясь дал бы им эти сведения, даже если
бы я был уверен, что они недостоверны, ибо только такого рода сведения могли
внушить моим родителям почтение, какое испытывал я к лестнице Сванов. Так в
присутствии невежды, неспособного оценить гениальность врача, лучше не
говорить, что он не умеет вылечить насморк. Но я не отличался
наблюдательностью, в большинстве случаев не знал, как называются и что собой
представляют вещи, находившиеся у меня перед глазами, - я был уверен в
одном: раз ими пользуются Сваны, значит, это что-то необыкновенное, и потому
я не сознавал, что, рассказывая родителям об их художественной ценности и о
том, что лестница привезена, я лгу. Я этого не сознавал, и все же внутренний
голос мне на это намекнул, потону что я почувствовал, что густо краснею,
когда меня перебил отец: "Я знаю эти дома, - сказал он, - я видел один, а
ведь они похожи; Сван просто-напросто занимает несколько этажей; дома эти
строил Берлье". Осец добавил, что хотел было снять квартиру в одном из таких
домов, но передумал: они неудобные и в прихожей темновато; вот что он
сказал; я же инстинктивно почувствовал, что мой здравый смысл должен
принести жертву ради престижа Сванов и ради моего счастья: усилием воли я,
вразрез е тем, что услышал от отца, рае навсегда отстранил от себя, подобно
тому как верующий отстраняет от себя ренанову "Жизнь Иисуса", тлетворную
мысль, что в такой квартире, как у Сванов, могли бы жить и мы.
Так вот, в дни угощений я поднимался по лестнице, уже ни о чем не дума"
и т о чем не вспоминая, являя собою игралище самых низменных рефлексов, и
вступая в зону, где уже чувствовалось благоухание г-жи Сваи. Воображение
рисовало мне шоколадный торт во всем его великолепии, окруженный десертными
тарелочками с печеньем и серыми камчатными салфеточками, каких требовал
этикет и каких я ни у кого, кроме Сванов, не видел. Но это неизменное,
продуманное целое словно зависело, подобно упорядоченной вселенной Канта, от
крайнего усилия воли. |