Изменить размер шрифта - +
Убедившись,  что  все  мы  в  сборе,  Жильберта  вдруг
смотрела на часы в своей маленькой гостиной и говорила:
     - Послушайте! Завтракала я давно, обедать мы  будем  в  восемь.  Я  уже
проголодалась. А вы?
     Она уводила нас в столовую, где было темно, как в  азиатском  храме  на
картине Рембрандта, и где здание торта, приветливое и уютное,  несмотря-  на
всю  свои"  величественность,  казалось,  царило  времени":  а   вдруг,   не
сегодня-завтра,  Жильберте  придет  фантазия  сбросить   с   него   зубчатую
шоколадную  корону  и  разрушить  его  бурые  отвесные   крепостные   стены,
выпеченные наподобие бастионов, ограждавших дворец Дария?  Но,  приступая  к
сносу ниневийского изделия, Жильберта считалась не только с  тем,  что  есть
хочется ей; извлекая для меня из-под обломков рухнувших чертогов целое звено
стены  в  восточном  вкусе,  политой  глазурью  и  разделенной  на  квадраты
ярко-красными  плодами,  она  осведомлялась,  не  голоден  ли  я.  Она  даже
спрашивала, в котором часу обедают мои родители, как будто я еще это помнил,
как будто я не так уже сильно влюбился и в состоянии был отдать себе  отчет,
утратил я аппетит или голоден, как будто  в  опустошенной  моей  памяти  еще
хранились образы моих домашних, а в омертвевшем желудке - ощущение обеда.  К
несчастью, это омертвение  было  мгновенным.  Я  машинально  брал  кусок  за
куском, а ведь их надо переваривать. Но это  потом.  А  пока  что  Жильберта
наливала мне "мой чай". Я пил его без конца, хотя одной чашки было довольно,
чтобы лишить меня сна на  целые  сутки.  Вот  почему  моя  мать  обыкновенно
говорила: "Это мне надоело: мальчик всякий раз приходит от Сванов  больным".
Но когда я бывал у Сванов, разве я  сознавал,  что  пью  чай?  А  если  б  и
сознавал, то все равно пил бы, потому что, возродись во мне представление  о
настоящем, оно не вернуло  бы  мне  воспоминания  о  прошлом  и  предвидения
будущего. Мое воображение было неспособно долететь до  того  далекого  мига,
когда у меня возникло бы понятие о постели и желание спать.
     Не все  подруги  Жильберты  испытывали  такое  состояние  опьянения,  -
состояние, когда человек не может ни на что решиться. Некоторые отказывались
от чая! Тогда Жильберта пользовалась очень  распространенным  в  те  времена
выражением: "Мой чай  явно  не  имеет  успеха".  К  этому  она,  как  попало
переставляя  стулья,  чтобы   уничтожить   впечатление   некоей   церемонии,
добавляла: "Как будто у нас свадьба. Боже, до чего глупа наша прислуга!"
     Она сидела на стуле бочком, в виде буквы X, и грызла печенье. Вид у нее
был такой, точно  у  нее  этого  печенья  сколько  угодно  и  она  может  им
распоряжаться, не спрашиваясь у  матери,  даже  когда  г-жа  Сван,  -  "дни"
которой обыкновенно совпадали с чашкой чая у Жильберты,  -  проводив  гостя,
вбегала сюда, иной раз - в платье из  синего  бархата,  чаще  -  из  черного
атласа, отделанном белыми кружевами, и с удивлением говорила:
     - Ах, это, должно быть, вкусно! Вы с таким аппетитом  едите  кекс,  что
мне и самой захотелось.
Быстрый переход