Лукас наклонился и поцеловал ее в нос.
– Он ледяной, – констатировал он.
– Посмотрели бы вы, мистер, на свой! – засмеялась Жермена.
Это самое замечательное Рождество в ее жизни!
– Даю вам тридцать минут, чтобы собраться, – развязно заявила она ему и услышала слабый стон.
Потом Лукас целовал ее снова и снова, а она целовала и обнимала его в ответ.
– Я скучал по тебе, – пробормотал он ей в губы.
Боже! Он сказал то, что она так хотела услышать!
Лукас заглянул в прекрасные глаза Жермены и снова нежно поцеловал ее холодное от снега лицо.
– Пошли, отведу тебя домой. Ты замерзла, – сказал Лукас, помогая ей подняться.
Замерзла? Жермена нисколько не ощущала холода, но была слишком хорошо воспитана, чтобы сознаться, что зажженный им огонь внутри превратился в пламя.
У нее остается еще один час его общества, размышляла Жермена, и она хотела получить от него удовольствие. Ведь какой унылой станет жизнь потом, когда Лукас уедет…
– Простите, если мы немного опоздали, – извинился Лукас перед ее матерью, когда они стояли в холле, сбрасывая верхнюю одежду.
– Портиться нечему, – заверила его Грейс Харгривз. – Но вы оба вымокли! – тут же заворчала она.
Жермена посмотрела на Лукаса, чтобы увидеть, как этот титан в мире большого бизнеса переносит, когда его бранят, и с восторгом увидела, что он с удовольствием принимает опеку ее матери.
А мать именно опекала его. Жермену она отослала наверх принять горячий душ, а у Лукаса забрала пальто и предложила отдать ей одежду, чтобы прокрутить ее в сушилке.
Желая скорее вернуться к Лукасу, Жермена погрелась под горячим душем, а потом помыла волосы шампунем. Одеться она решила просто, поскольку на Лукасе были обычные джинсы.
Натянув свитер и брюки, она быстро спустилась вниз. Лукас и ее родители были в гостиной, и она сразу увидела, что Лукас принял помощь ее матери.
– Все высохло? – поинтересовалась Жермена, ощутив внезапную неловкость.
Лукас внимательно оглядел ее.
– Отогрелась?
– Конечно же, вы оба упали с санок, – констатировал ее отец, не дав ей ответить, и продолжал, хотя это была сущая неправда, даже если он в это верил: – Эдвина всегда любила кататься на санках.
После этого замечания нельзя было затронуть никакую тему, чтобы Эдвин Харгривз не упомянул в разговоре имя Эдвины. Они перешли в столовую, но для Жермены ланч прошел не слишком приятно, и она начала сожалеть, что ее мать пригласила Лукаса. Жермена привыкла к тому, как ее отец поет дифирамбы Эдвине, а Лукас – нет.
Недавно обретенный враг в виде ревности начал вновь наступать на Жермену: а может быть, ему это нравится? В конце концов, он пригласил Эдвину в свой дом на Рождество. И именно в его доме Эдвина находится в данную минуту.
Тогда какого же лешего Лукас делает здесь, с нею?
Жермена еще не пришла ни к какому заключению, когда внезапно отец сбил ее с толку своим заявлением:
– Конечно, Эдвина очень отважная девушка. Она еще не оправилась после того, как ушибла спину.
– Когда спина болит, это ужасно, – спокойно согласился Лукас.
– Я не уверен, что она достаточно хорошо себя чувствует, чтобы ее оставлять одну – без женской помощи в доме, – намекнул Эдвин Харгривз, и Жермена не знала точно, побледнела она или покраснела.
Последовала тишина, и ей хотелось, чтобы пол разверзся и поглотил ее. Она почувствовала на себе взгляд Лукаса, но ни под каким видом не могла посмотреть на него после столь откровенного предложения ее отца, чтобы Лукас забрал ее с собой в «Хайфилд».
В отчаянии она старалась подыскать какую нибудь другую тему, но ощущала такое унижение, что не могла здраво мыслить. |