– И это имеет отношение к твоей сестре, иначе ты не упомянула бы ее… – Лукас замолк, брови у него поднялись, как будто его поразило что то, о чем он не подумал раньше. – Ах, любовь моя, – огорчился он. – Ты увидела меня в комнате Эдвины сегодня утром!
– Именно так, – холодно ответила Жермена. Как он смеет называть ее своей любовью?
– А почему ты не вошла и…
– Я не до такой степени развратна! – взорвалась, как вулкан, Жермена, стараясь отпихнуть его.
Лукас стиснул ладонями руки Жермены и был не намерен отпускать ее. Более того, казалось, он сам начинал сердиться. Какое нахальство!
– Неужели ты, черт побери, думаешь, что я… Но Жермена ничего не хотела слушать.
– Не надо лицемерить со мной! – гневно прервала она его. – Ты уже приглашал Эдвину остаться в «Хайфилде» сколько она захочет, а потом я вижу, – голос ее с каждой секундой становился все более возмущенным, – вижу тебя в комнате моей сестры, и ты несешь ее к кровати, точно так же, как нес меня в моей спальне вчера вечером… – горячая краска залила ей щеки, – к моей кровати! – Лукас открыл рот, но к этому моменту Жермена слишком распалилась и не дала ему вымолвить ни слова. – И мы оба знаем, что могло бы произойти вчера, если бы где то не хлопнула дверь и ты бы вдруг не осознал, что совсем рядом находится более опытная, более волнующая женщина…
– Как ты смеешь даже думать такое обо мне? – взревел Лукас – только так он смог вставить слово Ладони Лукаса впились в ее руки, как дьявольские зубы. – Я знал, что ты другая, знал, что ты…
Жермена никогда не видела его в такой ярости. Ей не терпелось услышать продолжение.
Лукас сделал глубокий вдох – и только тогда, все еще держа ее перед собой, осознал, как давил ей на руки. Потом он еще раз сделал глубокий, сдерживающий вдох и, глядя ей в глаза, заметил более спокойным тоном:
– Я ушел вчера вечером только потому, что для тебя занятие любовью в первый раз должно быть совсем особенным. – У нее вспыхнуло лицо, а на его губах появился намек на улыбку. – Я не хотел торопить тебя… Я мечтал быть наедине с тобой, и чтобы никто нам не мешал. Потом хлопнула та дверь, наступила пауза, и я подумал, что если вы с сестрой такие же, как мы с братом, то Эдвина может влететь в твою спальню в любую секунду – и даже не постучать. Вдруг мой дом оказался полон людей, и я…
Жермена почувствовала, что из за этого разговора об их несостоявшемся занятии любовью она сделалась слабой и бесхарактерной и теперь готова поверить каждому его коварному слову.
– Неудивительно, что в нем столько людей – ты сам всех наприглашал! – выпалила она.
Лукас не желал, чтобы его снова перебивали; Жермена поняла это по его стиснутым губам. Но, будучи уверенной, что он пошлет ее к черту и снова побежит к Эдвине, она очень удивилась, что Лукас продолжает стоять на своем:
– Да, я действительно пригласил твою сестру остаться в «Хайфилде» еще на несколько дней… – Жермена попыталась высвободиться, но он, крепко держа ее, упрямо продолжал: – Но я пригласил ее провести Рождество по той причине, что…
– Мне незачем слушать дурацкие подробности! – презрительно прервала его Жермена.
На его скулах заиграли желваки.
– Ты вес равно выслушаешь, – резко сказал Лукас. – Клянусь, я впервые встречаю такую женщину! – пробормотал он сквозь зубы.
– Можешь попрощаться в любую минуту!
– Замолчи и слушай. – И прежде чем Жермена смогла ознакомить его со своими ядовитыми возражениями, он продолжил: – Не хочу быть грубым, но, поверь, я достаточно натерпелся от твоей сестры до того…
– Очень похоже!
Лукас посмотрел на нее убийственным взглядом, но, исполненный такой же решимости все сказать Жермене, как и она категорически не желала молчать, он продолжал настаивать:
– Мне пришлось выносить ее по одной единственной причине: я заверил Эша, что мой дом – его дом, пока он подыщет и купит себе что нибудь подходящее. |