И сейчасъ же десять советскихъ гидроплановъ слетели съ моря и понеслись къ острову. Бурый низкiй дымъ жуткимъ туманомъ затянулъ островъ, поднялся до

вершины горы и растаялъ въ воздухе. И когда снова въ подзорныя трубы сталъ виденъ весь островъ, на немъ не было заметно никакого движенiя. Комиссаръ явился къ адмиралу Флислингу. Онъ вошелъ, радостно возбужденный, торжествующiй и зловещiй. У адмирала Флислинга сиделъ представитель «Интеллидженцъ Сервисъ» капитанъ Холливель.

— Ну вы знаете, — потирая руки и не пытаясь ихъ подавать, зная на передъ, что его протянутая рука никемъ не будетъ принята, — ну вы знаете, — оживленно говорилъ комиссаръ. — Вы совершенно напрасно были противъ этого. Такъ съ этого надо было начинать и все было бы давно кончено. He даромъ наши товарищи, большевики, назвали этотъ газъ — «поцелуй смерти». И смотрите, какъ генiально придумано. Другiе газы, сделавъ свое дело убiйства, остаются долго на земле, «по-целуй смерти» поднимается вверхъ и можно наступать и можно сейчасъ же видеть результатъ своей победы. Мы можемъ ехать на островъ. Мы можемъ срывать проклятый флагъ, рубить мачту, мы можемъ брать трофеи. Потому, знаете, мое коммунистическое сердце совсемъ не выдерживаетъ — проклятый флагъ все развевается … Будто и не было нашей победы.

Адмиралъ Флислингъ поднялся.

- Ѣдемте, капитанъ, — сказалъ онъ взволнованно, хватая руки капитана Холливеля, — поклонимся праху святыхъ героевъ, Русскихъ патрiотовъ.

He глядя на комиссара, какъ мимо пустого места, прошелъ адмиралъ къ сходнямъ, где стоялъ дежурный катеръ.

Шлюпки съ дессантомъ пошли впереди. Осторожность не мешала. Солнце садилось. Въ его золотыхъ лучахъ на вечернемъ бризе Русскiй флагъ, развевавшiйся

на мачте казался грозящимъ и торжественнымъ. Мертвая тишина была на острове.

Никто и никакъ не встретилъ матросовъ и краснофлотцевъ дессанта. Люди разсыпались жидкою цепью и, держа ружья на перевесъ, пошли вглубь острова къ горе. За матросами шли адмиралъ Флислингъ, капитанъ Холливель и несколько англiйскихъ офицеровъ.

Въ глубокихъ окопахъ, съ коричневыми лицами, словно опаленными огнемъ, скорченные въ ужасныхъ мукахъ лежали мертвецы. У однихъ руки были подняты и страшными казались ихъ въ последней смертной муке растопыренные пальцы, у другихъ пальцы были сложены, какъ для крестнаго знаменiя и въ лицахъ ихъ сквозь муки агонiи проглядывало спокойствiе смерти. Они лежали съ закрытыми глазами и покойны были черты людей, умершихъ въ сознанiи свято исполненнаго долга. Другiе съ открытыми выпученными, почти вылезшими изъ орбитъ глазами съ открытыми страшными ртами точно вопiяли къ небу, прося помощи.

Адмиралъ обошелъ островъ. Какъ мало было защитниковъ!

— Где же тяжелыя пушки, о которыхъ вы вчера намъ докладывали? — съ презренiемъ въ голосе сказалъ Флислингъ шедшему въ стороне отъ него советскому комиссару.

— Ну такъ я таки не говорилъ: — тяжелыя пушки, я говорилъ — пушки.

— Четыре Гочкиса! … Надъ нами смеяться будутъ! … А где миллiоны пулеметовъ … Сколько пулеметовъ насчитали вы на острове? — обратился Флислингъ къ своему флагъ офицеру.

— Шесть пулеметовъ, господинъ адмиралъ.

— Четыре Гочкиса и шесть пулеметовъ и для этого поднимать флоты двухъ великихъ державъ!

— Трехъ, — поправилъ съ наглостью комиссаръ.

— Я сказалъ двухъ! — резко крикнулъ адмиралъ Флислингъ.