|
Странно, но он мог бы, например, описать почти в точности комнату Жюстена, хотя никогда ее и не видел, – железную кровать, будильник на ночном столике. Вот мальчик протягивает руку, бесшумно одевается… Все его движения отработаны до автоматизма… А вот и первый удар колокола – значит, уже без четверти шесть… Нужно вставать… А вот и далекий звон из больничной церкви… Внизу, у лестницы, мальчик натягивает башмаки, приотворяет дверь, и в лицо бьет холодное дыхание утреннего города. – Знаешь, мадам Мегрэ, он никогда не читал детективных романов. В шутку они как то – уже давно – стали называть друг друга по фамилии – Мегрэ и мадам Мегрэ, привыкли к этому и, пожалуй, даже забыли, что у них, как у всех, есть имена. – И газет не читает. – Право, лучше бы ты заснул… Он уныло взглянул на трубку, лежащую на черном мраморном камине, и закрыл глаза. – Я долго расспрашивал о нем его мать… Она весьма достойная женщина, но уж слишком волновалась… – Спи. Ненадолго он умолкал. Дыхание становилось ровнее. Можно было подумать, что наконец он заснул. – Она утверждала, что он ни разу не видел мертвеца… Детей обычно избавляют от подобных зрелищ. – Да какое это имеет значение? – А он ведь мне говорил, что труп был длинный предлинный и, казалось, занимал весь тротуар… Всегда создается такое впечатление, когда видишь мертвеца, лежащего на земле… Всякий раз мертвец кажется выше, длиннее, чем живой… Понимаешь? – Ну что ты беспокоишься! Бессон сам расследует это дело. – Бессон не верит. – Во что не верит? – Что был мертвец… – Хочешь, я потушу лампу? Он воспротивился. Тогда она встала на стул и заслонила лампочку вощаной бумагой, чтобы свет не бил в глаза. – Постарайся заснуть хоть на часок, а потом выпьешь еще чашку отвара. Ты плохо пропотел… – Право, если б я сделал хоть маленькую затяжку… – Да ты с ума сошел! Она вышла на кухню – приготовить отвар из овощей, Слышно было, как она шлепает по кухне в мягких комнатных туфлях. А ему почему то все время мерещилась улица Святой Катерины, ровные ряды фонарей. – Судья утверждает, что якобы ничего не слышал… – Что ты говоришь? – Бьюсь об заклад, что они ненавидят друг друга… Из кухни раздался голос госпожи Мегрэ: – О ком ты говоришь? Ты же видишь, я занята… – О судье и мальчишке певчем… Они никогда не разговаривали, но я готов поклясться, что они ненавидят друг друга. Знаешь, старики – особенно одинокие – превращаются в детей… Жюстен каждое утро проходил мимо него, и каждое утро старый судья сидел у окна. Он похож на сову… – Не понимаю, что ты хочешь этим сказать. В проеме двери показалась госпожа Мегрэ с дымящейся разливательной ложкой в руке. – Постарайся вникнуть в мои слова… Судья говорит, будто ничего не слышал, и я не могу, разумеется, заподозрить его во лжи – это слишком серьезно… – Ну хорошо, хорошо. Постарайся не думать больше об этом. – …но утверждать не решился, слышал он шаги Жюстена вчера утром или нет. – Может, он опять заснул… – Нет. Лгать он не смеет, но нарочно не дает точного ответа. А жилец из сорок второго дома, ухаживающий за больной женой, услышал, как по улице бежали. Мысль его, подхлестанная лихорадке, настойчиво и услужливо напоминала об этой детали. – Куда же делся труп? – резонно возразила госпожа Мегрэ. – Больше не думай о мальчишке. |
