|
– Больше не думай о мальчишке. Ведь Бессон знает свое дело – ты и сам не раз говорил об этом… Не зная, что ей ответить, он закутался в одеяло, пытаясь заснуть, но стоило ему смежить веки, как перед ним тотчас же встало лицо маленького певчего, его худые ноги в черных носках. – Тут что то не так… – Что ты говоришь? Что не так? Тебе плохо? Хочешь, я позову доктора? Да нет, он думал все о том же, упорно возвращаясь к прежнему. И снова он стоял у порога школы, и снова переходил площадь Конгресса… – Вот здесь что то неладно… Прежде всего, судья ничего не слышал. И обвинить его в лжесвидетельстве можно лишь в том случае, если будет твердая уверенность, что кто то действительно дрался под самыми его окнами, что какой то человек действительно пробежал по направлению к казарме, тогда как мальчик бросился в противоположную сторону. – Скажи ка, мадам Мегрэ… – Ну что? – А что, если они оба побежали в одном и том же направлении? Госпожа Мегрэ только вздыхала и снова бралась за шитье, слушая, словно по обязанности, монолог, прерываемый хриплым дыханием. – Прежде всего, это логичнее… – Что – логичнее? – Что оба побежали в одном и том же направлении. Но тогда они должны были бежать отнюдь не к казармам… Выходит, мальчик преследовал убийцу? Нет. Скорее всего, убийца преследовал мальчика. Ради чего? Ведь он же не убил его. Ну хотя бы чтобы заставить его замолчать… Все равно мальчик проговорился… Или помешать ему что то рассказать, передать какие то подробности… Послушай, мадам Мегрэ… – Что тебе? – Знаю, ты, должно быть, откажешь, но это просто необходимо… Дай мне, пожалуйста, трубку и табак. Право, я сделаю всего несколько затяжек. Мне думается, что я вот вот все пойму, если только не потеряю нить рассуждении… Она подошла к камину, взяла трубку и, вздохнув, решительно протянула ее мужу: – Я так и знала, что ты найдешь убедительную причину. Во всяком случае, хочешь ты или нет, а вечером я сделаю тебе припарку… И тут его осенило: в их квартире не было телефона, звонить приходилось из молочной, где телефон висел как раз позади прилавка. – Спустись, пожалуйста, вниз и позвони Бессону. Сейчас семь. Возможно, он еще на месте. А если нет, звони в кафе «Центральное», где он всегда играет в биллиард с Тибержем. – Позвать его к нам? – Да, и пусть принесет мне не весь список обитателей улицы Святой Катерины, а только тех, что живут по левой стороне, и в частности на участке между площадью Конгресса и домом судьи. – Хорошо… Ты хоть, по крайней мере, не сбрасывай с себя одеяло. Но стоило ей спуститься по лестнице, как он тотчас же соскочил с постели, босиком бросился к кисету с табаком, набил трубку и, как ни в чем не бывало, снова улегся на свое ложе. Сквозь тонкий пол доносился смутный гул голосов, слышался голос госпожи Мегрэ, говорившей по телефону, а он тем временем, несмотря на острую боль в горле, с наслаждением курил, глубоко затягиваясь. Он смотрел на дождевые потоки, струившиеся по черным стеклам, и вспоминал детство. Давным давно он вот так же болел гриппом и мать приносила ему в постель крем брюле… Наконец появилась госпожа Мегрэ и, переводя дух, бегло осмотрела комнату, будто ожидая наткнуться на нечто недозволенное. О трубке она забыла и думать… – Он придет примерно через час. – Придется попросить тебя еще об одной услуге, мадам Мегрэ… Сейчас ты оденешься и… Она метнула на него подозрительный взгляд. |
