— Да, конечно, — сказал он. — Раза три-четыре в год. Но то, что я сказал, не имеет к Мейбл никакого отношения.

— Маловато, Гид, — сказала я. — Но если она не хочет тебе давать, а я даю, что ж тут плохого? Зачем нужно все усложнять? Разве ты не знаешь, что я устроена так, что должна хоть что-то кому-то отдавать?

Он по-прежнему держал мою щиколотку и молчал.

— Ты тоже меня стыдишься? — спросила я.

— Стыжусь? Тоже? — переспросил он. — Кем же надо быть, чтобы тебя стыдиться?

— Джимми стыдился, — сказала я.

Счастья как не бывало.

— Уж за кого мне стыдно, так за нас обоих, — сказал он. — Вместе. А решился я на то, на что решился, и из-за Джимми тоже.

— Почему же тебе стыдно, а мне нет? — сказала я. — Я что — жалкая тварь? Я всегда думала, что если чувства искренни, то грех не грех.

— Не знаю, — сказал он. — То, что мы с тобой делали, — зло, так меня воспитали, так говорится в Библии, так утверждают церковь и закон. Всегда, кроме тех минут, когда мы с тобой этим занимаемся, я уверен, что это зло. Но так живет любой негодяй. Люди считают, что воровство зло, только пока сами не пошли на дело. Но если оно вообще зло, так почему оно перестает быть злом, когда ему предаемся мы сами? Разве я не прав?

У меня задрожали ноги. Поняла, что теперь-то уперлась в стену по-настоящему, но зачем-то продолжала спорить:

— Гид, перед тобой просто я. Я не закон, я не церковь. Я просто хочу сказать, что раз оно зло, так пусть нам хватит мужества его творить. За грехи мы отправимся в ад, а без тебя мне там будет плохо.

— Может случиться кое-что и похуже, — сказал он, обхватив голову руками. — У нас мог бы появиться еще один Джимми. Ты ведь еще не стара. А у меня — маленькая девочка, о ней тоже надо думать. Мы поломали жизнь одному ребенку, а могли бы еще и другому. Это хуже, чем оказаться в аду.

Теперь сказать было нечего.

— Молли, ты можешь выйти замуж за Джонни, — сказал он. — Он ведь тоже всегда тебя любил.

— Он не хочет жениться, — сказала я. — А я не хочу замуж. Мне всегда был нужен только ты.

— Тогда зачем ты вышла замуж за того жалкого подонка? — спросил он. Наверное, двадцать лет хотел спросить и вот спросил. — Почему не вышла за меня? Мне-то ты ведь тоже чуть не поломала жизнь, Молли!

Я на самом деле чуть не поломала ему жизнь, я была всему виной. И перед Джимми виновата. А Гид собирается меня бросить. Вот как оно повернулось.

— Если бы знать, что же это такое — любовь, — сказал он. — Одни разбитые сердца, вот что это такое.

— Но ведь что-то доброе мы тоже делали, я знаю точно, — сказала я. — Не бросай меня, Гид, пожалуйста.

— Я буду заглядывать, — сказал он. — Как только смогу это себе позволить.

Тут я заплакала.

— Ладно, прощай, и пошел ты к черту, — сказала я. — Ты никогда не сможешь этого себе позволить, и плевать тебе, что мне сорок три. Мне нравилось то, что было, даже если оно не нравилось тебе, и я этого не стыжусь, даже если ты стыдишься.

— А Джимми? — сказал он.

— Джимми мертв. Ему не поможет, что ты меня бросаешь.

— Молли, я не бросаю тебя, — сказал он. — Так нужно. Разве ты не понимаешь, что я просто убит. В жизни никого не бросал.

— Ну, придумай слово поизящней, — сказала я.