— Ну, придумай слово поизящней, — сказала я. — Не я, а ты уже одет.

Все виделось сквозь слезы, я протянула к нему руки, а он встал и надел рубашку.

— При тебе вся моя гордость улетучивается, — сказала я, но он ушел, а я долго лежала и плакала.

8

Гид сдержал слово. Так и должно было быть. Ни разу он не позволил себе отпустить поводья. Только лет через десять прикоснулся ко мне, да и то лишь для того, чтобы похлопать по плечу.

Когда все только случилось, признать это было нестерпимо, и я решила, что верну его при первой же встрече, чего бы это ни стоило мне или ему. Знала, что смогу это сделать: в запасе было много еще не использованных способов.

Два месяца его не видела, а когда он появился, через пять минут поняла, что не стану делать то, что наметила. Приехал он в октябре. Я была на кухне, он постучал и вошел, держа в руках щенка койота. Он и раньше пару раз привозил мне щенков, чтобы я их растила.

— Я убил его мамашу, Молли, — сказал он. — Может, возьмешь?

— Конечно, — ответила я. — Сейчас найду для него коробку.

А когда устроила щенка, проводила Гида через двор. Но осталась за забором, не пошла с ним, как прежде, до машины.

В тот раз, когда он спрашивал, отчего я вышла за Эдди, а не за него, ответить мне ему было нечего. Потом стала думать, и, похоже, думала слишком долго, но ответа так и не нашла, даже для себя самой. Правильного, во всяком случае. Пожалуй, одного ответа и не существовало вовсе, а если был, то мне он остался неизвестным. Наверное, что-то во мне не так, как нужно, устроено, раз сама не разберу, почему вышла замуж за одного мужчину, а не за другого. Знаю о себе множество мелочей, например, какая нравится еда, какие запахи, что люблю делать. И кое-что поважнее — про «отдать» и про «взять» — то есть про то, о чем в тот единственный раз говорили с мистером Фраем. Мой брак с Эдди стал для нас всех самым главным событием, самым главным из того, что я в жизни совершила. Но так и не знаю, почему и зачем вышла за него, и что дало бы мне это знание. Оно ведь не изменило бы того, что уже однажды сделано.

За месяц, который прошел с тех пор, как Гид меня бросил, я растерзала беднягу Джонни в клочья. Приезжал он часто. То не подпускала его даже на десять шагов, то впадала в другую крайность. Плохо собой владела. Однажды за ужином он заговорил об этом:

— Молли, я думаю, что будет лучше, если я скажу. В последнее время ты меня путаешь с Гидом. Мне это не нравится. Мы с ним разные люди. И нечестно делать вид, будто я — это он.

Не могла произнести ни слова от стыда. Мы сидели молча.

— Ты прав, — наконец выдавила я. — Извини, Джонни. Не сердись на меня, ладно?

— Ладно. Не буду, — сказал он. — Если ты больше не будешь. На такого потрясающего повара как сердиться?

— Гид теперь ко мне относится по-другому, — сказала я. — Ты, наверное, знаешь. Мне плохо от этого.

— Ему еще хуже, — сказал он. — Мне даже казалось, что он готов с собой покончить. И раз так долго собирается, то, скорее всего, будет жить.

Я дала ему понять, что благодарна за терпение и за то, что наконец-то он кое-что сказал. Мне стало легче. Первый раз с тех пор, как Гид бросил меня в спальне, успокоилась.

— Послушай, — сказал Джонни. — Мы не станем никого убивать друг из-за друга, но нам хорошо вместе. И всегда было хорошо, и я хочу, чтоб оно так и оставалось.

— Ну не знаю, — сказала я.