Другие посетители, сидевшие по тёмным углам, потягивая вино, казалось, не обратили никакого внимания на происшедшее. Некоторые примостились рядом со штабелями шестиугольных бочек, встроенных в дальнюю стену, как соты лесных пчёл; некоторые развалились на низких брёвнах у питьевых корыт. В углу крытая жаровня светилась бирюзовым светом и эхом отражала мелодичное пение горящих поленьев.

– Поёт, как «Колыбельное дерево», – с беспокойством заметил Каулквейп. Он всё ещё не отошёл от потрясения.

– Ну, мы же в трактире «Колыбельное дерево», – заметил Прутик и улыбнулся. – Напоминает мне о Дремучих Лесах во времена моего детства. Спельда – я рассказывал тебе о ней, – моя приёмная мать, лесная троллиха, бывало, перед сном закладывала в огонь полено колыбельного дерева. Его протяжное пение убаюкивало меня, и я засыпал.

– По мне, так звучит жутковато, – содрогнулся Каулквейп.

Рябой вернулся с тремя бокалами, доверху наполненными золотистой жидкостью, и сел между ними.

– За ваше здоровье, – сказал он, и они подняли бокалы и поднесли ко рту искрящееся крушинное вино. – А ах! – со вздохом оценил его Рябой. – Чистый нектар.

– Очень хорошее, – похвалил Прутик. – Правда, Каулквейп?

Каулквейп сморщился, потому что крепкая жидкость жгла ему горло и отдавала в нос. Он поставил бокал и протёр глаза.

– Очень приятно, – пискнул он, потом нахмурился и повернулся к Рябому. – А вы не боитесь, что эти вымогатели опять вернутся? – спросил он.

Рябой захихикал.

– В душе молоткоголовые – трусы, – объяснил он. – Стоит раз их побить, и всё. Пойдут слухи, что таверну «Колыбельное дерево» на деньги не разведёшь, и они оставят меня в покое, по крайней мере на какое то время. И всё благодаря вам двоим!

– Эй, Рябой, – раздался в дальнем углу хриплый голос, – ещё лесного грога, быстрее!

– Уже иду! – прокричал в ответ Рябой. Он встал из за стола и обтёр руки передником. – Никакого покою с ними нет, – пожаловался он. – Позовите меня, когда нужно будет долить вина.

Рябой удалился. Прутик повернулся к Каулквейпу, который во второй раз попробовал глотнуть крушинного напитка.

– Подождём, – велел он юноше, – может, стоит осмотреться, пока мы здесь сидим. Поболтать с местными. Вдруг кому нибудь что и известно.

Каулквейп решительно поставил бокал на стол, радостно кивнул и вскочил на ноги.

– Отличная мысль, – поддержал он, – и я с тобой. – Бедняга не хотел оставаться один в этом грубом, тёмном месте со странной, заунывной музыкой.

В таверне гуляли больше десятка пьяных. Троги, тролли и гоблины: запойные пьяницы с морщинистыми, обрюзгшими лицами и осоловелыми, невидящими глазами.

– Привет, друг. Можно тебя угостить? – спросил Прутик, хлопнув одного из них по плечу. – Интересная стоит погодка.

Странное создание повернулось и оказалось троллем несуном. Он с трудом сфокусировал взгляд на лице Прутика и заплетающимся языком выговорил:

– Чё те н надо?

Прутик поднял руки.

– Просто выпить, – сказал он. – И немного поболтать. Рябой, наполни корыто для моего друга. Он, кажется, хочет пить.

Несколько пар глаз повернулись на звук пенистой струи.

– Спасибо, сэр, – поблагодарил тролль несун. Прутику удалось привлечь его внимание.

– Я говорю, погодка интересная: странные дожди, градины размером с кулак гоблина и всякая ерунда с неба сыплется. Я даже слышал, будто прямо здесь, в Нижнем Городе, падали звёзды.

Тролль несун вздохнул.

– Я не видел ничего, – ответил он.