– Слушай, Страшезлоб, – сказал он.

Страшезлоб остановился на полпути.

– Хорошенькая одежда, – буркнул он, и его глаза засверкали.

– Страшезлоб! – в бешенстве гаркнул капитан.

Но Страшезлоб его не слышал. Зачарованный ослепительной красотой чудесного кафтана, он что то бормотал себе под нос.

– Он мог бы стать твоим, Страшезлоб, – продолжал Прутик. – Совсем твоим. – И, вытащив руку из рукава, спустил кафтан с плеча. – Хочешь его, Страшезлоб? Отдать тебе этот хорошенький кафтан? Отдать?

У Страшезлоба глаза широко распахнулись от недоумения. Он взглянул на капитана. Потом на кафтан. Насупил брови. Прутик снял второй рукав и стоял, держа кафтан в левой руке.

– Страшезлоб, выполняй приказ! – вопил Грифозуб. – Делай, что тебе говорят!

Тут улыбка расползлась по грубому лицу Страшезлоба. Он сделал шаг вперёд. Прутик протянул ему кафтан.

– Вот, возьми, – сказал он.

Страшезлоб протянул руку, схватил кафтан и сунул руки в рукава.

– Хорошенький кафтан! – протянул он, расплываясь в улыбке до ушей. – Страшезлоб хорошенький!

Прутик мечом указал на Грифозуба.

– Так мало надо, чтобы завоевать верность твоего экипажа, – заметил он. – А у тебя всего так много! – И с отвращением отвернулся. – Каулквейп, сними с него ключи и свяжи.

– Пожалуйста, пожалуйста, – взмолился капитан. – Нет, не надо, умоляю вас. Я не хотел. Правда… Вы меня не так поняли… Пожалуйста!

Прутик скривился и попросил:

– И вставь ему кляп, Каулквейп! Я больше не могу слышать нытьё этого бесхребетного создания.

Пока Каулквейп связывал бывшего капитана «Бегущего по Небу» и вставлял ему в рот кляп, Прутик взялся за штурвал и поднёс к глазам подзорную трубу. Вдалеке по правому борту некое пятно среди безбрежных Дремучих Лесов, казалось, горело маслянисто жёлтым светом. Он навёл трубу на резкость.

– Я нашёл его, Каулквейп! – выдохнул он. – Мы нашли Великий Рынок Работорговли Шрайков.

Огромный воздушный корабль начал тихо поворачиваться, пока слабое, но постепенно усиливающееся жёлтое свечение не оказалось прямо перед ними. «Бегущий по Небу» лёг на нужный галс.

Каулквейп присоединился к Прутику у штурвала, и, когда корабль подлетел к рынку поближе, их обоих ошеломили звуки, запахи, исходившие от этого странного скопления жизни, простиравшегося кругом сколько хватало глаз. Если места, которые рынок покинул, были мертвы, то это, новое, этот шумный, пряный, копошащийся, энергичный муравейник был живей всего, что они когда либо встречали. Тысячи запахов наполняли воздух: сосновый дым и духи из полярной ласки, камфарные шарики, древесный грог и ежеобразы, которых жарили в кипящем масле на ревущем огне. Однако подо всем этим, заметная лишь тогда, когда потоки воздуха относили более приятные запахи в сторону, царила вездесущая вонь: запах гниения, разложения, запах смерти. Каулквейп невольно поморщился.

Прутик обернулся к нему.

– Ты правильно почувствовал, – сказал он, – подо всем этим блеском и великолепием скрывается ужасное место. Великий Рынок Работорговли Шрайков притягивает к себе неосторожных и глупцов… – Он ободряюще положил Каулквейпу руку на плечо. – Но не нас, Каулквейп, – продолжил он. – Мы не попадём в его лапы.

– Тысяча шагов, мы приближаемся! – прокричал с верхушки мачты вперёдсмотрящий.

Прутик поменял положение балласта и немного передвинул рычажки, управляющие парусами. Воздушный корабль легко заскользил вниз.

– Пятьсот шагов! – объявил вперёдсмотрящий. – Посадочная площадка впереди, слева по борту.

Каулквейп увидел воздушный пирс, расположенный на вершине дерева с обрубленными ветвями.