поглядел неодобрительно, но  ничего  не  сказал.  Коза  деликатно  хрупала

грибами, поглядывала на Марьяну, дадут ли еще.  Козе в  этих  местах  было

трудно добывать пищу, она была голодна.

     - И вся ваша еда была в этих банках? - спросил Олег.

     - Не  только,-   сказал  Томас.-   Еда  была  в   ящиках,   коробках,

контейнерах, бутылках, тюбиках, пузырьках, мешках и много в чем  еще.  Еды

было, скажу вам, друзья, много. И еще там были сигареты, которые мне часто

снятся.

     И вдруг Олег понял,  что  находка  фляги,  консервных  банок,  следов

подействовала не только на него или Дика.  Больше  всех  изменился  Томас.

Словно до этого момента он и сам не очень верил в то, что когда-то был  за

перевалом, где едят из блестящих банок и во флягах бывает коньяк.  И  этот

чужой, но желанный для Олега, чужой и, в  общем,  ненужный  для  Дика  мир

отдалил Томаса.

     - Пошли,- сказал Томас, поднимаясь.- Теперь я почти поверил,  что  мы

дойдем, хоть самая трудная часть пути впереди.

     Они пошли дальше.  Марьяна держалась ближе к Дику, она  беспокоилась,

не плохо ли ему.  У Марьяны есть это качество - всех жалеть. Иногда  Олега

оно трогало, а сейчас злило.  Ведь видно же, что Дик здоров, только  глаза

блестят и говорит громче, чем обычно.

     - Это дверь,- сказал Томас, который шел рядом с  Олегом.-  Дверь,  за

которой начинаются мои воспоминания. Ты понимаешь?

     - Понимаю,- сказал Олег.

     - До этого я мог только представлять,- продолжал Томас.- И  я  совсем

забыл об этом привале.  Твоя мать несла тебя на руках. Она совсем выбилась

из сил, но никому тебя не отдавала.  И ты молчал. Дик орал, понимаешь, как

положено голодному и несчастному младенцу. А ты молчал. Эгли все крутилась

возле твоей матери, они же были еще совсем  девчонками,  лет  по  двадцать

пять, не больше, и раньше дружили. Эгли все хотела проверить, живой ли ты,

а мать не давала. У нее ничего не оставалось в жизни, только ты.

     Томас вдруг закашлялся, его согнуло  пополам.  Он  уперся  ладонью  о

каменную стену, и Олег заметил, какие желтые и тонкие у Томаса пальцы. Дик

с Марьяной ушли вперед и скрылись за поворотом.

     - Давайте я понесу мешок,- сказал Олег.

     - Нет, сейчас пройдет.  Сейчас пройдет...- Томас виновато улыбнулся.-

Казалось бы, я должен  руководить  вами,  подавать  пример  подросткам.  А

тащусь еле-еле...  Знаешь, мне показалось, что, если я глотну коньяку, все

пройдет. Это наивно...

     - А вы выпейте еще,- сказал Олег.

     - Не надо.  У меня температура. Добраться бы до перевала.  Мне  бы  в

больницу - покой и процедуры, а не восхождение и подвиги.

     Часа через два ущелье кончилось.  Ручей маленьким водопадом слетал  с

невысокого, метра в два, обрыва. Но взобраться на него оказалось непростым

делом. Томас так ослаб, что его пришлось втаскивать наверх. Козу поднимали

на веревке, и перепуганное животное чудом никого не покалечило,  отбиваясь

тонкими бронированными ногами.

     Было странное ощущение: два  дня  они  поднимались  узким  полутемным

ущельем, слыша только журчание воды, и вдруг оказались во власти простора,

какого Олегу не приходилось видеть.