– Вещи Тео тоже висят согласно цветовому спектру?

Она качает головой.

– Чаще всего они кучей валяются на полу.

– Он по вторникам тоже ест только красную пищу?

– Он ест все, что не прибито гвоздями, – отвечает Эмма, и кто‑то из женщин‑присяжных смеется.

– Случается, что Тео не хочет с вами разговаривать?

– Разумеется. Он же обычный подросток.

– Существует ли разница между тем, как замыкается в себе Тео и как Джейкоб?

– Естественно, – отвечает Эмма. – Тео не разговаривает со мной, потому что не хочет, а Джейкоб не идет на контакт, потому что не может.

– Вы предпринимали шаги, чтобы помочь Джейкобу лучше адаптироваться в социальных ситуациях?

– Да. – Она молчит, потом откашливается. – Я наняла частного наставника, чтобы помочь ему развить способность к социальной адаптации, – Джесс Огилви.

– Джейкобу нравилась Джесс?

Глаза Эммы наполняются слезами.

– Да.

– Откуда вам это известно?

– Ему было с ней спокойно, а он не со многими людьми не чувствует напряжения. Она заставляла его совершать… Она сподвигла его на то, что он никогда бы… – Эмма замолкает и закрывает лицо руками.

«Какого черта?»

– Миссис Хант, – заканчиваю я допрос, – спасибо. Больше вопро…

– Подождите! – восклицает она. – Я еще… не все сказала.

Вот так новость! Я едва заметно отрицательно качаю головой, но Эмма не сводит глаз с Джейкоба.

– Я просто… хотела сказать… – Она поворачивается к присяжным. – Джейкоб сказал мне, что не желал ей смерти, он не виноват…

Мои глаза чуть не вылезают из орбит. Этого мы не обговаривали. Опасная территория!

– Возражаю! – выкрикиваю я. – Показания с чужих слов.

– Вы не можете возражать собственному свидетелю, – с радостной улыбкой отзывается Хелен.

Но я не собираюсь давать волю собственному свидетелю, а то он загубит не только себя, но и нас всех.

– Тогда я закончил, – заявляю я и сажусь рядом с Джейкобом, внезапно испугавшись, что сажусь не я один.

Джейкоб

Она сказала им.

Мама сказала им правду.

Я смотрю на присяжных, на каждого из них – прямо в их ожидающие лица, ведь теперь они должны понять, что я совсем не чудовище, каким описали меня все эти свидетели. Оливер обрывает маму, чтобы она не успела сказать остальное, но, разумеется, присяжные понимают.

– До начала перекрестного допроса, представители сторон, – говорит судья, – я бы хотел наверстать упущенное вчера из‑за раннего прекращения слушания по делу. Никто не возражает, если мы закончим с показаниями этого свидетеля, прежде чем объявим перерыв до завтра?

Вот тогда я смотрю на часы и вижу, что уже четыре.

Мы должны уходить прямо сейчас, чтобы я вовремя, в 16.30, к началу «Блюстителей порядка» оказался дома.

– Оливер, – шепчу я, – возражайте.

– Нельзя допустить, чтобы на все выходные в памяти присяжных остались последние слова твоей матери, – шипит в ответ Оливер. – Джейкоб, мне плевать, как ты это переживешь, но тебе придется смириться.

– Мистер Бонд, – говорит судья, – посвятите нас в суть вашей беседы.

– Мой клиент только что дал знать, что не против продолжить заседание.

– Вот и чудесно! – восклицает судья Каттингс, хотя в чем здесь чудо? – Мисс Шарп, свидетель ваш.