|
– У меня к тебе дело спешное... Неотложное и секретное...
Серко подал знак Товкачу, чтобы вышел, а сам встал из-за стола и сказал: – Я здесь один, кобзарь... Садись, говори... Он взял старика за руку и подвел к широкой скамье, покрытой пушистым ковром. Пока кобзарь садился, кошевой отступил назад и оперся рукой о стол. Это был высокий дюжий казак лет под шестьдесят. Хорошо выбритое лицо с мощным крутым подбородком и прямым носом пышет здоровьем. Из-под изогнутых косматых бровей внимательно смотрят пытливые глаза. Одежда Серко говорила о том, что казак заботится не так о красоте, как об удобстве. Широкие шаровары пурпурного цвета, заправленные в мягкие сафьяновые сапоги, и белый жупан фризского сукна – вот и вся одежда. На левом боку висит дорогая сабля. Ото всей ладно скроенной и сбитой фигуры кошевого веяло неукротимой жизненной силой, внутренним пылом и необычайной решимостью – всем тем, что в те суровые времена выдвигало человека в ряды военных предводителей. – Я слушаю, кобзарь. Какое у тебя дело ко мне? – спросил Серко. Кобзарь поднял желтое, изуродованное лицо и на его губах мелькнула горькая улыбка. – Ты не узнаёшь меня, Иван? Серко отрицательно покачал головой, будто слепой мог это увидеть. – Нет, не узнаю. – Оно и правда, мы с тобой вместе гусей не пасли... Но все же, если пороешься в памяти, вспомнишь казака Данилу Сома... – Постой!.. Неужто ты тот самый Сом, что под Берестечком принес Хмельницкому известие об измене татар? – А как же... Что правда, то правда, это был я, проклятый... – Почему же проклятый? – А потому... Не узнай я о тайном отъезде хана и не извести об этом гетмана, может, все повернулось бы иначе... Может, хан не захватил бы обманом Богдана в плен и не завез его аж на Ингулец. – Ты ведь, кажется, вместе с Хмельницким кинулся тогда догонять хана? – Гетман взял не только меня. Вся гетманская стража была с ним, когда он погнался за татарами. Многих из нас они завезли в Крым, а там продали туркам... Почти двадцать пять лет не снимали с меня железа. Оно съело меня до самых костей. Вот... – Кобзарь закатил рукав свитки и показал Серко синие рубцы от ран. – Не вытерпел – убежал... Да разве убежишь? На Дунае поймали – глаза выжгли... Только тогда и отпустили... Целый год бродил по Молдавии, покуда добрался до Покутья... А оттуда уж сюда... к тебе... О брате весть принес. – О брате? О каком брате? – У Серко дернулась левая щека. – Разве не было у тебя братьев? – Были... Но они давно погибли! Максим на Тикиче – от татарской стрелы... Сам видел... А Нестор... Хотя... Неужели ты что-то новое принес про смерть Нестора? – Зачем про смерть? Живой он, живой... – Жив? – выкрикнул Серко. – Ты хочешь сказать, что видел его? Что он был с тобой вместе в неволе? – Да, мы были вместе с Нестором в неволе. Последние годы неразлучно. Серко замер возле кобзаря. Грудь его тяжело вздымалась. Он побледнел, закусил серебристый ус. – Невероятно!.. Сам подумай, сколько лет мы все считали Нестора погибшим... Его вдова снова вышла замуж... Море воды утекло! И вдруг такая новость! Полковник Яким Чернобай клялся мне, что Нестор у него на глазах погиб... – Яким Чернобай? – Старик стукнул посохом. – Мерзкий изменник, трус – вот кто он!.. Он бы мог тебе поведать правду про брата, если бы захотел... Но он этого никогда не сделает!.. А Нестор мне рассказал, как это было... В бою, когда татары прижали наших, под Нестором упал конь. Чернобай был рядом. Он мог выручить товарища. Стоило только нагнуться и освободить ногу Нестора из-под седла. |
